Цивилизация
Похоже, что еще в начале второго срока президентуры Путина в общественных чувствах и мнении россиян произошел внешне не заметный, но очень важный сдвиг. В рамках стабилизационного консенсуса («без потрясений!») сформировался широкий общественный запрос на реальные, системные и социально эффективные преобразования.
Запрос на качество государства
По данным ВЦИОМ, число убежденных в том, что России требуются более энергичные и радикальные преобразования (44%), вплотную приблизилось к тем, кто полагает, что страна нуждается в стабильности и реформах эволюционного характера (48%). В сочетании с преобладающей критической оценкой сложившегося социально-политического строя и того, как идут дела в стране, это свидетельствовало о складывании новой социально-исторической ситуации. Как точно заметил в этой связи В. В. Петухов,
«российская власть, пожалуй, впервые сталкивается с ситуацией, когда недовольство населения вызывает не столько ухудшение ситуации в стране, сколько отсутствие улучшения» (1).
В подобных исторических состояниях неустойчивого равновесия объективно вырастает роль «верхних», более продвинутых, динамичных, более или менее влиятельных (в зависимости от политической системы) групп общества. Во-первых, они непосредственно определяют либо, как минимум, заинтересованно обсуждают приоритеты национального развития. Во-вторых, лучше, чем большинство населения, понимают институциональную обусловленность национального развития и разбираются в функционировании институтов. Поэтому именно в этих социальных группах сконцентрирован модернизационный потенциал нации, и от их воли и действий в первую очередь зависит его реализация.
До сих пор в публичных обсуждениях и экспертных оценках, причем как в официозных кругах, так и среди широкой общественности, преобладало мнение о том, что модернизационный, реформаторский потенциал продвинутых групп российского общества стремится к нулю. Поскольку новый средний класс и тем паче богатые россияне более других должны быть заинтересованы в отказе от реформ и в сохранении неизменным того порядка, при котором они продвинулись и заняли выигрышные социальные позиции.
Для того, чтобы подтвердить или опровергнуть очередной «политкультурный» приговор, автор настоящего очерка при поддержке Фонда «Либеральная миссия» провел социологическое исследование российских элит развития. Целевую аудиторию опроса составили статусные, занимающие престижные позиции, известные в своих регионах и профессиональных сообществах представители социально-профессиональных групп, исполняющих важнейшие публичные функции: государственное управление, оборона и охрана правопорядка, юриспруденция, предпринимательство, корпоративное управление, здравоохранение, наука и образование, массовая информация и публичная экспертиза (2). Высших государственных начальников и глав крупнейших корпораций, то есть элиту господства, мы не опрашивали. Наше исследование показало, что
при всей культурной ограниченности и общественной слабости российские элитные группы обладают потенциалом общественного развития. Именно элитные группы выступают той средой, где в первую очередь происходит генерация новых социальных тканей, создание и рост общественного капитала.
Проявление этой позитивной тенденции можно увидеть в росте числа и численности новых общественных объединений: разнообразных профессиональных ассоциаций, товариществ собственников жилья и других соседских объединений, коалиций людей в защиту своих прав и интересов, добровольных групп для занятий с детьми и молодежью. Показатели участия во всех таких объединениях у элитных групп заметно выше, чем в среднем у населения. По данным нашего опроса, 62% респондентов из элитных групп считают себя членами той или иной добровольной ассоциации (это не считая «своей команды» по месту работы).
Как оказалось, большинство успешных людей, составляющих российскую элиту развития – на государственной, гражданской и военной службе, в юриспруденции, в бизнесе и корпоративном управлении, в здравоохранении, науке и образовании, в массовой информации и публичной экспертизе, – не связывают свои личные успехи с позитивным влиянием государственной политики и склонны скорее дистанцироваться от государства.
В элитах развития явно преобладает критический взгляд на сложившуюся в стране систему управления и ее результативность. Как известно, правящая администрация рассматривает выстроенную в 2000-е годы «вертикаль власти» в качестве своего главного достижения и залога социальной стабильности. Но как раз в этом центральном пункте
мнение правящей администрации резко расходится с мнением национальной элиты: абсолютное большинство участников опроса считают, что мероприятия по укреплению вертикали власти в итоге привели к чрезмерной концентрации власти и бюрократизации всей системы управления, снизив тем самым ее социальную эффективность.
Такой разворот общественного мнения в элитных группах со всей очевидностью обнаруживает новые и важные социальные обстоятельства. Во-первых, укрепление «вертикали власти» более не воспринимается продвинутой частью (и вряд ли только этой частью) российского общества в качестве перспективной государственной идеи; эффективность этого постулата – как для мобилизации воли нации, так и для легитимации правящего режима – сегодня крайне низка. Во-вторых, главным пунктом социальной и политической повестки национального развития отныне становится качество государства.
Как видно из результатов опроса, российские элитные группы еще докризисной весной 2008 года фиксировали функциональные провалы сегодняшнего государства на жизненно важных направлениях социального развития: уменьшение разрыва в доходах между богатыми и бедными; решение проблемы доступного жилья; обеспечение права на справедливый суд; развитие здравоохранения. Кроме того, преобладание негативных и крайне негативных оценок обнаруживает сферы явного неблагополучия в таких государственных делах, как обеспечение свободных выборов, развитие образования, установление и поддержание единых рыночных правил, обеспечение личной безопасности граждан и защита права частной собственности. Также
велико в элитных группах недовольство тем, как государство определяет и реализует национальную экономическую стратегию.
Вопреки распространенным утверждениям, абсолютное большинство опрошенных представителей элитных групп (причем абсолютное большинство во всех группах, за исключением силовиков) не разделяет представления о том, что развитие российской нации должно зиждиться на безусловном примате государства в общественной и хозяйственной жизни. Российская элита развития определилась с цивилизационным выбором, если под таковым понимать выбор институциональных основ развития страны. Элитные группы практически едины в понимании того, что национальные системы жизнедеятельности необходимо развивать на следующих базовых принципах: верховенство закона в обществе (в том числе над властью) + конкуренция в экономике и политике.
В сознании российских элитных групп укоренились вполне определенные представления о норме развития в экономике, политике и социальной сфере, то есть о том, как должна развиваться страна, чтобы быть успешной, привлекательной для своих наиболее динамичных и продвинутых граждан, конкурентоспособной на мировых рынках. Как выясняется, лоббируемая и частично уже реализуемая на высшем уровне модель «государственного капитализма» отнюдь не имеет широкой поддержки в российских элитах развития.
В абсолютном большинстве элиты ориентированы на нормальный капитализм с общими, действительно государственными правилами игры, которые благоприятствуют честной конкуренции и широкому развитию предпринимательства.
Анализ полученных социологических данных позволяет выявить и сформулировать актуальный запрос российских элитных групп к государственному руководству страны на новый курс государственного управления и национального развития. В первую очередь следует выделить точки элитного консенсуса, то есть приоритеты развития, поддерживаемые абсолютным большинством во всех элитных группах. К таковым относятся:
1) приоритетность государственных инвестиций в развитие человеческого капитала;
2) коррекция стратегии реформы ЖКХ;
3) реальное обеспечение политической конкуренции, разделения властей, открытости и подотчетности власти обществу;
4) приведение партийной системы в состояние, достойное граждан свободной и цивилизованной страны;
5) переход от назначения глав регионов России президентом к иному порядку, основанному на выявлении общественного мнения и воли народа в регионах страны;
6) развитие самостоятельности местного самоуправления с закреплением за ним собственности и части налогов, которые могут обеспечить выполнение функций местного самоуправления.
Помимо указанных точек элитного консенсуса можно выделить преобладающие мнения по следующему ряду важных вопросов национального развития:
- необходимо системное государственное стимулирование частных и корпоративных инвестиций в основной капитал и технологическое перевооружение;
- нужно сделать порядок формирования правительства России более открытым, конкурентным, обеспечивающим реальное обсуждение альтернативных правительственных программ и выбор из них лучшей;
- следует усиливать парламентский контроль над исполнительной властью;
- необходимо реформировать судебную власть, обеспечив внекорпоративный контроль граждан (потребителей) + честные критерии и процедуры корпоративной ответственности судей;
- следует прекратить сегодняшнюю практику контроля властей над информационной политикой СМИ, но обеспечить действенный – общественный, а не бюрократический – контроль соблюдения общественных интересов в сфере массовой информации.
Судя по количеству противоположно направленных ответов, «партия старого курса» составляет отнюдь не большинство, а меньшинство – к ней можно отнести от одной четверти до одной трети всех опрошенных представителей элитных групп. Даже если прибавить к сторонникам «вертикалей» и госкорпораций людей, постоянно воздерживающихся от изъявления своего мнения по общественно-политическим вопросам, «партию старого курса» удастся растянуть самое большее до 40% участников опроса. «Чекисты» – главные бенефициары сложившегося в 2000-е годы режима – по сути дела, единственная элитная группа, где «партия старого курса» абсолютно доминирует. При этом другая часть силовиков – армейские офицеры – не считают нынешний режим своим, настроены к нему негативно и хотят вовсе не преемственности, а изменений. Бюрократия, в отличие от «чекистов», не только не едина, но, наоборот, сильно расколота. Даже в федеральном чиновничестве сторонники прежнего курса составляют немногим более половины, а региональное чиновничество, не довольное степенью своего влияния на федеральные и региональные дела, еще более склонно поддержать институциональные изменения, направленные на либерализацию системы. Во всех остальных элитных группах число сторонников старого курса совсем не велико, не достигая ни в одной из групп и четверти респондентов. У «партии старого курса», похоже, нет консолидирующих идей. «Вертикаль власти» уже не вдохновляет. Создание госкорпораций лишь увеличивает раскол и вражду. Западная угроза не очевидна и не достаточна. При этом институциональная недостаточность самой системы очевидна почти всем – даже во властных элитных группах, не говоря уже об экономических и общественных.
Мало кто считает состояние действующих механизмов государственной власти и управления – будь то способ формирования правительства, назначение глав регионов, судебная или партийно-электоральная система – удовлетворительным и не требующим серьезных изменений.
Особое внимание следует обратить на позицию бизнес-сообщества, в первую очередь предпринимательства, как держателей экономических ресурсов и агентов хозяйственного развития страны. В бизнес-среде довольно распространено представление о малой способности россиян к гражданской самоорганизации и дисциплине. С другой стороны, многие российские предприниматели настороженно относятся к Западу, точнее, к политике Запада в отношении России. Обе эти установки, вполне вероятно, актуализировали в российском бизнес-сообществе идеи о желательности или даже необходимости для России развивающего авторитаризма. Если такая тенденция и имела место (у нас нет сравнимых данных), то сегодня она уже изжита.
Крайне негативно оценивая результаты правящей администрации в «установлении и поддержании единых рыночных правил», абсолютное большинство российских предпринимателей дружно возражают против концентрации экономических выгод в узкой группе государственных компаний, выступают за либерализацию общественно-политической жизни и развитие самостоятельности местных самоуправлений.
Похоже, это касается не только отечественного предпринимательства: российские элиты пережили за 2000-е годы важный этап национального и классового развития. Наше исследование зафиксировало те взгляды, ориентации и предпочтения, с которыми элитные группы вышли из «путинского периода», суть которого можно определить, как попытку лечить слабость общественных институтов дедовским способом – бюрократическим централизмом – при растущей маркетизации и олигархизации государства. Удивительно или закономерно, но абсолютное большинство в экономических и общественных элитах, значительная часть бюрократии и изрядная часть силовиков (относительное большинство армейских офицеров и совсем не мизерное меньшинство «чекистов») сегодня готовы поддержать укрепление институтов разделения властей, верховенства закона, конкуренции, публичной прозрачности и подотчетности. Необходимо подчеркнуть, что сегодняшний институциональный выбор элитных групп основан не на абстрактных прогрессистских идеологемах, а на их практическом опыте (уже есть что сравнивать) и прагматических, если угодно классовых, интересах.
Результаты проведенного исследования показывают, что доля либералов – то есть тех, кто последовательно выступает за соблюдение принципов верховенства права и конкуренции, – в российских элитных группах приближается к половине от числа всех участников опроса.
Либеральные взгляды в российской элите разделяет почти каждый пятый силовик (чаще армейский офицер, реже сотрудник правоохранительных органов), каждый третий чиновник, около половины предпринимателей, менеджеров, юристов, врачей, абсолютное большинство элиты науки и образования, массовой информации и публичной экспертизы.
Примечательно, что российские либералы отличаются более активным участием в общественных объединениях и создают ассоциации с более широким радиусом доверия: профессиональные, соседские, правозащитные, школьно-родительские, спортивные, культурные – другими словами, они активнее других создают национальный общественный капитал.
Что же следует из столь очевидных, судя по проведенным социологическим данным, тенденций? При более открытом и чутком к общественному мнению государственном устройстве консолидация либеральных предпочтений в экономических, гражданских, а в значительной мере и властных элитных группах наверняка бы завершилась сменой правящей администрации и (или) политического курса. Для подобной – желательно менее революционной и более процедурной – коррекции государственного курса, собственно, и существуют политические системы. Но в России сегодня политическая система не работает. «Вертикаль власти» отстраивалась все 2000-е годы с прямо противоположной целью – сколь можно уменьшить, а лучше вовсе исключить зависимость правящей администрации от воль и мнений управляемых, в том числе и элитных групп. Многие эксперты не раз предупреждали, что правящие верхи загоняют и себя, и общество в институциональную ловушку, поскольку бюрократические механизмы полной стабильности на поверку могут оказаться механизмами заглубления кризиса и системной неадекватности.
Наша институциональная ловушка – это трудноизменяемый порядок функционирования государственных и политических учреждений. Но не только. Ведь заведенный порядок отношений в значительной степени определяет, формирует, рихтует общественное поведение людей. Поэтому, когда мы говорим о преобладающих сегодня в российских элитах мнениях и желании перемен, нужно делать существенные оговорки.
С одной стороны, российские элиты в своем большинстве разделяют программный тезис президента Д. А. Медведева о том, что «свобода лучше несвободы», и готовы принять его за идейную основу национальной консолидации. Это крайне важный социологический факт, поскольку он составляет необходимое условие для начала преобразований и их возможного успеха.
С другой стороны, отечественные элитные группы не готовы к тому, чтобы самим начать общественные преобразования, ибо воспринимают они себя и действуют «как положено», то есть как объекты управления, им не хватает «субъектности» – способности к коллективным действиям и воли к определению государственной политики.
Успешные люди новой России практикуют главным образом стратегии индивидуального приспособления, чураются общественной активности и часто склонны к социальному цинизму. Востребованная системой и доведенная до совершенства индивидуальная приспособляемость превратила российскую элиту в элиту приспособленцев.
Дело не только в страхе перед властью. Люди, исповедующие потребительский индивидуализм, сосредоточенные на индивидуальном выживании, приспособлении и личной конкуренции, по определению не доверяют друг другу. «Горизонтальное» недоверие внутри элитных групп очень глубоко и едва ли не превышает недоверие к официальным учреждениям и начальству. Ревнивое недоверие друг к другу более всего подрывает способность «лучших людей» к гражданскому взаимодействию вообще и коллективному влиянию на власть в особенности – причем не только по «глобальным» вопросам, но и в ситуациях, непосредственно затрагивающих их жизненные интересы. В этом и проявляется фундаментальная ограниченность, недостаточность общественного капитала у россиян – даже на уровне элитных групп развития.
Итак, потребительский приспособленческий индивидуализм и взаимное недоверие в элитах вкупе с особенностями «суверенной демократии» сильно затрудняют нормальный политический выход из кризиса – через образование реальных обновленческих партий либо фракций внутри партии власти. Но затрудняют – еще не значит исключают. Как долго еще могла бы копиться разница потенциалов между довольно либеральными российскими элитами и олигархической системой бюрократического капитализма? Неизвестно, да уже и не важно. Поскольку
экономический кризис, начавшийся осенью 2008 года, перевел смену государственного курса из разряда благих пожеланий в вопрос жизненно важного выбора.
Главным в развитии России начала XXI века является противоречие между достаточными для успешной модернизации ресурсами – природными, технологическими, социальными, человеческими – и плохим качеством государства, которое ведет к крайне неэффективному использованию указанных ресурсов (как ресурсов именно национальных), их недоразвитию и даже деградации. Российское общественное мнение со всей определенностью поставило вопрос о качестве государства главным в повестке национального развития. Этот социальный запрос невозможно игнорировать – особенно в условиях глобализации информационных, хозяйственных, человеческих обменов. Есть широкое общественное согласие относительно того, что нужно воссоздать действенную политическую систему и модернизировать государственную администрацию – как необходимый первый шаг социально эффективных преобразований.
1. Петухов В. Указ. соч. С. 164–165.
2. Это первое социологическое исследование российских элитных групп с объемом выборки в 1003 респондента. Опрос был проведен в марте — мае 2008 года, как раз между выборами и инаугурацией третьего президента Российской Федерации. Полные результаты исследования представлены в книге: Афанасьев М. Н. «Российские элиты развития: Запрос на новый курс». М.: Фонд «Либеральная миссия», 2009.
См. также «Есть ли в России спрос на модернизацию. Часть I».
