Цивилизация
После смерти Аркадия, своего старшего брата, Борис Стругацкий писал исключительно под псевдонимом. Писал мало — за двадцать лет всего две книги, на обложку которых он поставил «С. Витицкий». Своей фамилией он подписал лишь «Комментарии к пройденному» — воспоминания о совместном с братом творчестве, эта книга была частью очередного полного собрания сочинений братьев. «После ухода брата… все стало «не то» — работа, мысли, мировосприятие. Да и я сам уже, видимо, не тот», — объяснял он в одном из интервью. Но работал он по-прежнему много — редактировал журнал «Полдень. XXI век», материалы для которого отбирал сам, вел свой семинар для начинающих авторов и учредил «Бронзовую улитку» — премию для фантастов, лауреатов которой тоже выбирал самостоятельно. Еще он полтора десятилетия подряд отвечал на вопросы читателей на сайте rusf.ru — их набралось несколько тысяч, на самые разные темы, а последний ответ Борис Стругацкий дал 4 ноября.
При всем уважении к делу, которому Борис Стругацкий посвятил жизнь, назвать его только «фантастом» означало бы до неприличия сузить то, чем он занимался, и уменьшить значение потери.
Произведения их с братом дуэта фактически стали для родившихся в ХХ веке той линией электропередачи, по которой до нынешнего времени дошли — и оказались актуально переосмыслены — мысли Евгения Замятина и Михаила Булгакова. А декларированная, но отчасти формальная принадлежность жанру фантастики в советские годы лишь служила им своего рода защитной изгородью. За которой они, как ни странно, могли позволить себе куда больше свободы как в стилистике, так и в содержании, чем их собратья из «большой» литературы. «Стругацкий — это эпоха русской… даже не литературы, а русского интеллигентского самосознания, — сказал «Газете.Ru» литературовед, секретарь премии «Русский Букер» Игорь Шайтанов. — Их романами выражало себя то, что не имело возможности выразить себя иначе.
Их тексты — великое иносказание. С ним, конечно, ушла эпоха».
Изгородь эта, разумеется, не всегда срабатывала: в их биографии множество перерывов, вызванных отнюдь не творческими поисками, а самым настоящим запретом на профессию — так, написанный в 1965 году роман «Улитка на склоне» в полном объеме был издан в СССР только в 1988-м, а повесть «Гадкие лебеди» пролежала в столе 20 лет. Впрочем, и более ранние вещи братьев пробивались к читателю с определенными трудностями, но, пробившись, они открыли для людей совершенно новый мир.
Это была совсем другая, непривычная для советского читателя фантастика, из жанра нишевого возведенная в ранг серьезной литературы, но написанная простым, почти разговорным языком, в своей точности и чистоте казавшимся в СССР второй половины ХХ века совершенно нездешним.
«Борис Стругацкий был писателем не первого, а высшего разряда, —
прокомментировал «Газете.Ru» Дмитрий Быков. — То, что он делал — и с братом, и уже без него, — литература поднебесной трудности. Я думаю, что в России на его произведениях выросло больше народу, чем на русской классике»
Чего в их произведениях не было, так это однозначности — того, чем грешили «официальные» фантасты того времени, плоско и буквально воспринимавшие прогресс, открытые им перспективы и успехи мировой космической промышленности в их освоении.
Любопытно, что сами Стругацкие в свое время прошли через эти «болезни роста»: первая повесть Аркадия назвалась «Пепел Бикини» и была типичным примером прозы того времени. Очарованность (пусть и с долей иронии) новым миром присутствовала в их знаменитом «Понедельник начинается в субботу». Однако преодолеть стереотипы они смогли раньше — с самой первой совместной повести «Страна багровых туч».
И, кстати, именно в их первой книге, написанной вместе, родился новый мир — в буквальном смысле этого слова ставший, возможно, главным достижением братьев Стругацких.
Они создали Мир Полудня — того светлого будущего, к которому имеет смысл стремиться и которое имеет смысл строить.
Это понятие превратилось в имя нарицательное, и на обломках СССР, той страны, в которой они создали свои главные произведения, навсегда осталась тоска по несбывшимся предсказаниям братьев Стругацких.
Миру Полудня принадлежит большая часть произведений Стругацких — он и назван так в честь утопической повести 1962 года «Полдень, XXII век». В этом Мире Максим Камерер прилетал на «Обитаемый остров» и знакомился с люденами в романе «Волны гасят ветер», прогрессор с Земли дон Румата понимал, что «Трудно быть богом», а бывший космолетчик Иван Жилин приезжает в некий курортный город, чтобы среди грустецов и рыбарей найти производителей нового наркотика. Можно сказать, что и знаменитая сказка для научных сотрудников младшего возраста «Понедельник начинается в субботу» тоже является книгой про Мир Полудня — в отличие от сатирической и потому цензуру не прошедшей «Сказки о Тройке». Аркадий Стругацкий умер, когда братья работали над очередной книгой про свой Мир, и Борис так и не смог закончить их последний совместный роман.
Братьев Стругацких считали едва ли не диссидентами — многочисленные отказы в публикациях давали для этого повод.
Впрочем, уже в конце 70-х годов официальные гонения практически сошли на нет, стали появляться первые экранизации их романов: в 1979 году были сняты «Отель «У погибшего альпиниста» и знаменитый «Сталкер» Тарковского. Конечно, философский «Сталкер» не был прямой экранизацией «Пикника на обочине», как и легкомысленные «Чародеи» не были экранизацией «Понедельника»: к счастью для режиссеров, миры Стругацких были устроены таким образом, что оставляли постановщикам большую свободу для интерпретации сюжетов. В конце перестроечных 80-х вышли «Письма мертвого человека» Лопушанского и «Дни затмения» Александра Сокурова (по книге «За миллиард лет до конца света»), и оба дышали отнюдь не перестроечной свежестью, а страхом перед возможными (причем в не таком уж далеком будущем, больше смахивающем на альтернативное настоящее) последствиями дел человеческих рук.
Интересно, что и в кинематографе последнего времени экранизации произведений Стругацких были чемпионами по уровню интереса к ним публики, достаточно назвать «Обитаемый остров» Федора Бондарчука или «Историю арканарской резни» Алексея Германа-старшего — начатую еще в 1999 году и до сих пор не законченную экранизацию «Трудно быть богом», которую обещают выпустить уже в следующем году.
«Мне довелось перекладывать тексты Стругацких на кинематографические произведения, поэтому я ощущаю большую грусть и личную утрату, — поделился с «Газетой.Ru» Федор Бондарчук. —
В недавно вышедшем фильме «Облачный атлас» нынешняя эпоха упоминается как «эпоха Солженицына». Через некоторое время, я уверен, в нашем, реальном мире Борис Стругацкий станет подобным символом — не только литературного успеха, но и особого созданного им мира».
Впрочем, непонятно, наступает ли эта эпоха или, наоборот, уходит с кончиной Бориса Стругацкого. Но, к сожалению, одно можно сказать точно: теперь оба Стругацких останутся не ее живыми воплощениями, а обреченными на долгую память символами. «Его уход — катастрофа и лично для меня. Для меня он всегда был нравственным мерилом, я привык на него оглядываться», — резюмировал «Газете.Ru» Дмитрий Быков.
Борис Стругацкий страдал от ишемической болезни сердца, перенес два инфаркта: первый в 2006 году, второй в 2009-м. В последнее время Борис Натанович ежемесячно проходил обследование у кардиологов 26-й больницы Петербурга.
