«Восстание планеты обезьян» заново запускает историю — с компьютерными мордами вместо резиновых и латексных масок, россыпью цитат (в ход идут не только предыдущие фильмы саги, но вообще все, что снято про обезьян, а также тюремный жанр), вездесущим артистом Джеймсом Франко в роли гения от фармацевтики и концовкой, которая даже не пытается притвориться финалом, а честно сообщает: все, что успели рассказать и показать, это только пролог — дальше начнется настоящее действо.
Но не в последнюю очередь новый фильм интересен потому, что придуманная Пьером Булем и развитая киношниками история межвидовой конкуренции насчитывает уже почти полвека (роман вышел в 1963 году) и все это время так или иначе иллюстрирует собственно эволюцию человечества.
Изначально писатель действовал на манер Джонатана Свифта: тот тоже устраивал Гулливеру встречи с фантастическими сообществами, чтобы обличить пороки своего вида. Для наглядности социальной метафоры у обезьян царила строгая (как в утопическом «Государстве» Платона или антиутопическом «Скотном дворе» Джорджа Оруэлла) иерархия с разделением обязанностей: гориллы — силовики во власти, орангутанги — хранители ортодоксии в науке и мировоззренческих схемах, шимпанзе — либерально ориентированная интеллектуальная элита и предприниматели. Диких людей умные приматы держали в «зоопарках», устраивали на них охоту и использовали в качестве подопытных животных.
Когда ученые-шимпанзе обнаруживали разумность отдельной человеческой особи (собственно, Улисса), а затем раскрывали засекреченную информацию о человеческом прошлом своего мира, им затыкали рот во имя всеобщего спокойствия, а говорящему человеку грозила ликвидация. Но даже спасение было неполным. На земной взлетно-посадочной полосе вместо родных и близких героя встречали поумневшие обезьяны: пока астронавт бороздил космические просторы, на родной планете прошли сотни лет, в течение которых человекообразные обленившихся людей потеснили. Кроме того, чтобы добить читателя, Буль придумал издевательскую сюжетную рамку: описанную выше историю читала пара космических яхтсменов, которым во вселенских «волнах» попалась бутылка с посланием Улисса. В эпилоге туристами-получателями крика о помощи оказывались обезьяны, которые принимали текст за чью-то выдумку, за фантастическую повесть.
В начале 1960-х такая точка зрения на народившиеся теории заговора, политически мотивированную фальсификацию истории и стремление власть имущих ограничить доступ к информации под предлогом общего блага выглядела свежей и актуальной, тем более что гуманистический пафос был «заземлен» своеобразным чувством юмора.
В общем, неудивительно, что вскоре к истории обратился Голливуд.
Сюжет, впрочем, претерпел целый ряд важных изменений. Во-первых, в экранизации 1968 года булевская рамка была изобретательно отменена. Земной корабль под командованием капитана Тейлора (подходящая роль для героического «Бен Гура» Чарлтона Хестона) отправляется в путь в 1972 году и терпит катастрофу у неизвестной планеты в 3978-м. Далее все примерно как в книге: пленение обезьянами, дружба с учеными-шимпанзе (из важных имен — Зира и Корнелий), испуганная власть, побег. Но следы погибшей на планете необезьяньей цивилизации обернулись для спасающегося от стерилизации Тейлора жестоким открытием: в финале он видит останки статуи Свободы и руины Нью-Йорка, поняв, наконец, что чужая планета — это Земля будущего. Вопль землянина «Психопаты! Взорвали-таки! Будьте прокляты!» обращен к людям прошлого, из которого он прибыл, то есть к современникам Карибского кризиса и ядерной гонки. Булю этот финт и фильм в целом понравились, и он даже написал сценарий для сиквела, но студия отказалась от его версии и в продолжениях пошла своим путем, навсегда отделив франшизу от книги.
В первом продолжении («Под планетой обезьян», 1970) выжившие люди-мутанты обретаются в нью-йоркской подземке и поклоняются атомной бомбе, которую в финале взрывает Тейлор, уничтожая всю жизнь на планете. Так тема опасного противостояния, угрожающего жизни на Земле, была доведена до логического финала. Метафора, несколько огрубленная намеками на «империю зла», по-прежнему открывала простор для интерпретаций.
Мутанты с бомбой — это Советы или Штаты? А эволюционировавшие из диких животных и рабов в хозяев жизни обезьяны? Технократы против хиппи?
В 1971-м вышло «Бегство с планеты обезьян», и оказалось, что авторы имели в виду нечто принципиально иное. Впервые мучениками здесь стали не люди, а обезьяны — знакомые уже Зира, Корнелий и их коллега доктор Мило, которых взрывной волной забросило во временную петлю. Обезьяны предстают перед правительственной комиссией и даже становятся медийными персонами, но стоит только открыться беременности разумного примата, как начинаются допросы с пристрастием и попытки чужаков стерилизовать (как парой серий ранее — людей). Герои погибают, но разумный детеныш спасается, получает имя Цезарь и в будущем станет вожаком восстания против людей, описанного в «Завоевании планеты обезьян». Здесь и в заключительной «Битве за планету обезьян» франшиза от апокалиптических предупреждений и аллюзий перешла к пост-апокалиптической педагогике: в финале эпопеи историю о последней схватке и примирении людей и обезьян слушает смешанный класс из ребят и зверят.
В начале нового тысячелетия франшизу пытался перезапустить Тим Бёртон: его «Планета Обезьян» с Марком Уолбергом имела кассовый успех, но продолжения не последовало. Бёртон научил людей говорить в обезьяньем мире, заменил Нью-Йорк со статуей Свободы на Вашингтон с мемориалом Линкольну и придумал броский финал с путаницей при перемещениях во времени и пространстве, который привел всех в замешательство. Сам Бёртон продолжать не захотел, и студия решила начать с нуля.
Перезапуская историю по новой, авторы «Восстания» за точку отсчета взяли появление разумной обезьяны на Земле, отчасти использовав сюжет «Завоевания планеты обезьян». Мотивированный болезнью отца (Джон Литгоу) молодой вирусолог Уилл Родман (Джеймс Франко) ищет способ победить болезнь Альцгеймера, а попутно получает обезьяньего детеныша с незаурядными способностями к познанию. Детеныш вырастает в шимпанзе по имени Цезарь (Энди Серкис), умного, но опечаленного отсутствием внятного ответа на вопрос о собственном месте в человеческом мире.
Столкнувшись с жестокостью американской правоохранительной системы и разочарованный в человеческом виде, примат устраивает бунт в обезьяннике — не в том, что в полицейском участке, а в натуральном, куда его помещают за нападение на представителя господствующего вида.
Руперт Уайатт пару лет назад снял картину «Побег из тюрьмы» и большую часть нового фильма превращает в тюремную драму. Новичок присматривается к обстановке, заводит дружбу с давно сидящим мудрым орангутангом, находит слабые места в системе безопасности и при помощи интеллекта и громилы (в данном случае, гориллы) свергает тупого пахана — всё готово к бунту. Артист Серкис одним выражением глаз (ну и, конечно, богатством мимики сгенерированной на компьютере морды) передает переход от восторга встречи с миром к неприятию отдельных его представителей. Серкису не привыкать: он уже был Горлумом и Кинг-Конгом в фильмах Питера Джексона, чья студия сделала спецэффекты «Восстанию».
Примечательно, что обезьяны у Уайатта не эволюционируют под воздействием неблагоприятных обстоятельств, как было раньше, но революционно мутируют в результате фармакологических экспериментов, а место критики общественного неравенства и гонки вооружений из классического пятифильмия занял намек на безответственность корпораций. Получается экологическое предупреждение об опасности заигрывания с человеческой и животной природой — тема в нынешнем кино популярная: генетики выпускают зло на экраны в диапазоне от «Химеры» Винченцо Натали до «Ханны» Джо Райта.
В смысле ревизии сюжета Уайатт, пожалуй, не так радикален, как Бёртон, для которого покрыть шерстью известных артистов было явно интереснее, чем разобраться в идеологических хитросплетениях сериала. В смысле идеологии, впрочем, обновленные обезьяны тоже пока что не особо стремятся к борьбе с человеком. Они не похожи на угнетенный пролетариат и свободу берут, чтобы просто уйти в леса. Но мы, люди, знаем, что не оставим их в покое. Опять подведет жажда наживы: захотим проложить новую платную автодорогу через лес, а спровоцируем подъем революционных настроений. Если, конечно, бюджет продолжения не заберет на свои нужды очередной «Железный человек».