Либо свои, либо чужие

Эпиграфом к выставке «Скульптуры, которых мы не видим» была длинная цитата из работы Мартина Хайдеггера «Искусство и пространство», написанной в 1969 году. Текст сложный, в российской реальности, сделавшей ставку на простоту и доступность, мало кому известный.

То есть выставка была запланирована в сложном пространстве, но из-за Энтео попала в простое.

А в простом пространстве искусство Сидура и других художников, представленных на выставке, мало кого интересует. Фанатично настроенные погромщики, бросая литографии на пол, кричали нечто невразумительное: «Тут глумятся над распятием Иисуса Христа! Это нарушение закона РФ! Кто вы такие, чтобы оскорблять наши чувства! Нельзя так изображать Христа! Вы видели, как его на иконах изображают?»

Девушка в длинной юбке, сбрасывая с постаментов литографии и наступая на них ногами, кричала в ответ на замечания смотрительницы, дескать, осторожно, разобьете: «А мне плевать! Это меня оскорбляет!», не уточняя, что именно ей кажется оскорбительным. При этом изображения в работах Сидура уж никак не могут быть легко считанными, нужно усилие, чтобы их понять. Но этого усилия делать не намерены ни оскорбленные православные активисты, ни оскорбленные атеисты, которые с легкостью поддаются на провокацию.

Дальше было вот что:

почти каждый из тех, кто как-то отреагировал на выходку «Божьей воли», покидал пространство здравого смысла и оказывался на территории толпы.

Защищая Сидура, например, многие упирали на то, что скульптор был фронтовиком, инвалидом, верующим, то есть пытались его так оправдать, наделить священным статусом, сделать «иконой», доказать, что Сидур — «свой», не «чужой». Более продвинутые доказывали материальную ценность произведений Сидура, пытаясь вызвать в обществе сочувствие к государственному музейному имуществу, пострадавшему от вандалов, и это вызывало смешные дискуссии о размере ущерба: крупные ли скульптуры побиты или только угол гравюры помят? А если только углы помяты, то можно ли считать акт вандализма достаточно серьезным?

Сам Энтео, собираясь на свою акцию, написал в твиттере: «ВНИМАНИЕ СМИ! В САМОМ ЦЕНТРЕ МОСКВЫ НА ВЫСТАВКЕ СТРАШНОЕ БОГОХУЛЬСТВО, БЕЖИМ ЛИКВИДИРОВАТЬ!»

Таким образом, он определил, что главный адрес, по которому он отправляет свое послание, это СМИ, на их внимание его расчет.

Возможно, хулиганы надеялись, что их скрутят при включенных телекамерах, а Энтео при этом будет биться и кричать об оскорбленных чувствах. Поэтому и не приготовил никаких эффектных речовок, ходил среди экспонатов, бубнил что-то про закон, про кощунство, про милицию, которая приедет и защитит его, беднягу, от агрессивных литографий и скульптур. Выглядело это довольно жалко, и, кажется, вполне хватило бы охраны «Манежа», чтобы вывести членов группировки из зала, сдать их в милицию, и дальше пусть идет делопроизводство по накатанному: суд, определение статьи уголовного кодекса, штраф или приговор, в общем, рутина.

Но перегретое общественное мнение проглотило наживку. Под записью Энтео появились комментарии.

Одни взывают к закону: «Ну что, дебилка, ты себе сегодня годика на 3 наваял железно. Придется за веру на киче немножко почалиться..))», » ты сядешь, тварь распоясавшаяся» — и прочие благие пожелания.

Тут же следуют оскорбления от гомофобов, весьма изощренные: «Ликвидируй себя, боевой товарищ Кончиты Вурст».

Обзываются по конфессиональному и национальному признаку: «скотина! я завтра пойду храмы громить за твою выходку! чурка ты недоразвитая!» или «Вот интересно, почему так: как учить русских исключительным русским моральным ценностям, так непременно еврей Цорионов?».

Что важно отметить? Во всех случаях один очень распространенный сегодня тип примитивного конфликта: я ненавижу все, что считаю не своим. Ненавижу — «другого».

Новый пример: в городе Балтийске Калининградской области, на ежегодном форуме имени Оруэлла и Кафки 15 августа неизвестные люди напали на участников, которые опять же не плакаты политические рисовали, не в шеренги строились, как в Летней школе Высших смыслов у Кургиняна, а беседовали «о Батае в контексте насилия, ФМД и его роли в советской пропаганде, великом и ужасном Константине Леонтьеве, истории православной церкви и прочих странных и дико интересных вещах».

Но тут: «Врываются люди в камуфляже, кидают бутылки, брызгают слезоточивым газом, кричат такими голосами из ада: «Вы здесь, в России, веселитесь на американские гранты. Мы — русские патриоты. Мы не позволим вам здесь». Опять же налицо быстрое упрощение ситуации:

неважно, что происходит на самом деле, важно, что нападавшие втягивают всех в поле простого смысла, мы, дескать, тут свои, а вы — чужие, ну и доказывайте теперь, что вы — «свои».

Мне кажется, очень важно понять единый тип конфликта, к которому все нападающие сводят сложное и многообразное культурное поле. Неважно, что за скульптор, что за опера, что за Батай с Дерридой, важно, что все они — «чужое». Это очень просто, но это работает.

Я попытаюсь еще раз объяснить, по-простому.

С подругой мы недавно ходили за грибами, далеко, за темные леса. В нашем краю лесов много, а людей мало, и вот, представьте себе, в конце концов мы выходим к незнакомой деревне, где всего пара домов, людей нет, но видно, что жили, или живут, потому что есть тропки, покошена трава во дворе.

Проходим мимо старой избушки, в землю вросшей по самые оконца, на вид заброшенной: занавесок нет, стекла побиты, заклеены клеенкой, забиты досками. Останавливаемся, чтобы сфотографировать — уж очень живописная, и вдруг слышим внутри громкие звуки, стук, хлопает что-то, дверь открывается... Подругу мою как ветром сдуло, она меня толкает: бежим, там кто-то есть. И правда — страшно. Ну представьте: тихо, пусто, на километры вокруг никого, только мы с корзинками, и вдруг из нежилого дома выходит некто… вот где включаются все древние инстинкты.

В общем, мы деревню покинули быстрее, чем включили разум.

Потом, когда мы дошли до следующего хуторка, нам рассказали, что старый дом принадлежит одному мужику, немного малахольному, но доброму, вполне безобидному. Живет он один в баньке, потому что дом его заваливается, электричества в деревне нет, люди там почти не ходят, разве что грибники, как мы. То есть, когда мы узнали, что и как на самом деле, представили себе полную картину событий, выяснилось, что бояться-то нечего.

Я не хочу сказать, что Энтео или его единомышленники чего-то не знают — эти ребята вполне циничны, просто они взяли на вооружение эту выигрышную стратегию: разделять мир на свое и чужое, то есть на известное и непонятное.

Хочу напомнить всем известную историю. Когда Христа привели к Пилату, пишет евангелист Лука, то Пилат, с точки зрения светской власти, не нашел его вины и предложил синедриону отпустить бродягу ради праздника, но народ, подстрекаемый священниками, потребовал распятия, а отпустить просил убийцу Варавву. Ибо убийство было хоть и явным преступлением, но обычным, то есть народу понятным, а учение Христа — новаторским, подрывающим устои и традиции.

Новаторское и непривычное с древних времен пугает простецов, а некоторые «мудрецы» на этом хорошо зарабатывают. Поэтому следует помнить, что сегодня в основе любого общественного противостояния лежит выгодное тем, кто это попускает, упрощение.

В сущности, в историях с санкциями, Украиной, Крымом, конфликтом цивилизаций, ксенофобией и гомофобией лежит то же самое — сознательное упрощение ситуации, архаизация конфликта и прочие рычаги, с помощью которых легко низводить настроение масс до звериного рычания.

И единственный путь обратно — ну, в общем, именно тот, который предлагал Иисус и по которому вот уже третье тысячелетие идет иудео-христианская цивилизация: не бывает ситуаций вообще, все сущее — конкретно, индивидуально и устроено сложно.