Древнегреческая Россия

Январь скуден новостями, зато богат на эмоции. Но не кроличье-кошачьими нежностями (я тебя, ты меня, мы вас всех — с Новым, старым и двумя вариантами Рождества). Нет, в людях проснулись истинно шекспировские страсти. Даже трудно сказать, какой зверь китайского гороскопа их разжигает.

У массового возбуждения были, конечно, свои причины. Приговор Михаилу Ходорковскому и Платону Лебедеву, оглашенный накануне светлого праздника, подоспел, как подарок под елочку. С подарка тут же сорвали нарядную юридическую упаковку аналитики, обозреватели, обыватели и простые невоздержанные на язык блогеры.

Прокляни судью до седьмого колена — такой клич раздался в русскоязычной блогосфере. И сообщество принялось обсуждать — проклясть или повременить, а если проклясть, то что с ним (с судьей) будет? Подействует ли коллективное бессознательное, вырвавшееся наружу в виде столь ужасающего сознательного? Стали вычислять пропорцию между качеством и количеством: к примеру, если судью проклянут десять человек, то сбудется ли? А если сто? Или семь тысяч? Пошли опросы общественного мнения — а ты готов проклясть судью? Готов — жми на кнопку. Раздались призывы сделать проклинающий баннер, создать люстрационный сайт, доску вечного позора. Сайт уже есть. Возможно, не один. На сайте все желающие могут обвинить судью, директора, Никиту Михалкова (он проходит отдельной строкой, не попадает ни в одну категорию), таможенника, работника системы образования, военного, милиционера. Это легко: подвел курсор, нажал на мышку, вылезла анкета — и сиди, выстукивай досье на обидчика. И фото его обязательно добавь: врага надо знать в лицо. Мы в профиль, анфас и поименно вспомним всех, кто поднял руку.

Блогосфера, живая и легковозбудимая среда, разволновалась не просто так, а в попытках отрефлексировать реальность. «Будьте вы прокляты. И потомки ваши», — слова эти, произнесенные матерью подсудимого, придают трагедии, разыгрывающейся в Хамовническом суде, поистине античный характер.

История Ходорковского и так развивалась по правилам, которые сформулировал для драматургов еще Аристотель в «Поэтике». Он объяснял, почему не надо брать в герои трагедии праведников (мучения праведника — «это не страшно и не жалко, но отвратительно») или заведомых негодяев (происшествия с негодяем «не возбудят в нас ни жалости, ни страха»). «Итак, остается [человек] находящийся в средине между этими. Таков тот, кто не отличается [особенной] добродетелью и справедливостью и впадает в несчастье не по своей негодности и порочности, но по какой-нибудь ошибке, тогда как прежде был в большой чести и счастии, каковы, например, Эдип, Фиест и выдающиеся лица из подобных родов. Необходимо, чтобы... судьба изменялась не из несчастья в счастье, а, наоборот, из счастья в несчастье, не вследствие порочности, но вследствие большой ошибки лица (...) скорее лучшего, чем худшего». Узнаете? Драматурги во власти как будто читали Аристотеля. Он еще много дает советов. Например, развязка истории должна быть всегда одна и та же — трагическая. А завязка и развитие сюжета могут варьироваться — так писали свои произведения античные авторы, так развиваются современные судебные процессы. Не важно, чтó в составе преступления: приговор и финал всегда один.

И вот теперь в соответствии с логикой сюжета мать осужденного вступает на историческую сцену.

Есть ли у кого-нибудь право комментировать сказанное ею или оценивать ее поступок? Я себе такого права не даю. Проклятие матери подпадает под юрисдикцию высшей инстанции, независимой и непознаваемой.

Чтобы не чувствовать себя идиотом рядом с Абсолютом, спустимся с небес на компьютерную твердь.

Чуткие блогеры откликнулись как могли — каждый в меру своего эстетического и нравственного чувства. И выяснилось, что отметка, обозначающая чувство меры и границы приличий, за последние несколько месяцев сдвинулась. Пора прорубать новую черту, как на знаменитой «шкале Нептуна» в городе Санкт-Петербурге, отмечающей уровень затопления при наводнениях.

В реальной и виртуальной жизни бушуют страсти, которые до сей поры было неловко демонстрировать даже в кругу самых близких людей. Сточные воды взаимной ненависти вместо колодезной воды. Виртуальность стала полем, где опробуют теории на любой, даже самый невзыскательный, вкус.

Новоселье в русскоязычной блогосфере справил недавно писатель Борис Акунин. Приход человека знатного и уважаемого в блогосферу, его братание с простым интернет-народом — светлый праздник демократии, еще одна капля, которая вертикаль точит. Так и ждешь, что нравы смягчатся, волки обратятся кроликами, добрый пастырь выпустит крольчат из клетки примитивных эмоций и амбиций.
Не будуарно-исторические сплетни составили популярность дневнику Бориса Акунина. И даже не тест на вменяемость, который предлагается пройти лояльным читателям. Писатель выступил с интересной теорией, связывающей твердость вертикали власти с кастрационными комплексами ее служителей. Чем сильнее власть, тем больше евнухов в ее коридорах и сортирах. И приводит примеры, диагностирует импотентность прямо по лицам (правда, по лицам усопших, не доживших до эры ЖЖ). Читатели ждут, когда Борис Акунин перейдет наконец к современному ареопагу. То, что Берия был латентным импотентом при альфа-доге Сталине, а первых лиц Третьего рейха можно показывать в шоу транссексуалов, любопытно, но неактуально. Хочется свежих, живых примеров — прямо с новостных лент. Возможно, к этому все и идет.
При этом Борис Акунин осознает свою задачу как «гуманитарную: милость призывать». «Это для российских литераторов работа давняя и привычная», — пишет он. Предлагает поддерживать заключенных баннерами и постами. И тут же предлагает открыть сайт, посвященный неправедным судьям, «с персональными страничками, где будет портрет, биография, место работы и подробное, документированное описание содеянной гнусности».

Кто осудит Бориса Акунина, возмущенного жестоким приговором? Я опять-таки не возьмусь. Но чем стихийная, самодеятельная люстрация лучше насилия, совершаемого под маской закона? Если смотреть на это дело с позиции русской литературы, то «обе вы хороши».

Бушующая в наших широтах ледяная буря ненависти производит нравственные разрушения такой силы, что даже писатель неточен в цитате. Пушкин, он не о помиловании говорил, он «милость к падшим призывал». Милость к падшим — это шире, чем освобождение несправедливо осужденных. Это милосердие к оступившимся и забывшим долг. Судейский в том числе. Милость к падшим — пусть не античная, но вполне достоевская задача.

Или мы вышли из золотого века русской литературы, проехали за пару лет Средневековье и уже живем эпоху жестокого античного мифа? Эти времена точно не знали милосердия в пушкинском понимании. Там страсти бушуют в своем первоначальном виде, еще до рефлексии. Что вы хотите — детство человечества, богам можно то, что не позволено героям.

Не совсем понятно, стоим ли мы перед выбором — остаться в застиранной толстовско-достоевской рубахе или сменить ее на новую литературно-цивилизационную модель, переодеться в тоги античного покроя.

Или уже и выбора никакого нет — что позволено альфа-Зевсу, то не позволено отцу его Хроносу, кастрированному собственным сыном.
Видите, в какие подсознательные ужасы заводит нас российская античность? Уж лучше первый бал Наташи Ростовой.

Но если мы уже по уши в античности, то куда попряталась вся литература?

Где писательские таланты, способные справиться с таким накалом и масштабом? Ни Сенеки у нас нет, ни Софокла с Еврипидом. Гомера тоже не наблюдается, хоть перевороши все поэтические сборники.

Одного громокипящего Акунина на все российские античные трагедии не хватит. Страна, где нет моральных авторитетов и литературных пастырей, рискует скатиться к доантичному Хаосу.