Цивилизация
4 Ноября, в День народного единства, власти Москвы без проблем и проволочек разрешили провести уже традиционный «Русский марш» националистам (единственным, пожалуй, кто вообще отмечает этот введенный в противовес годовщине Октябрьской революции праздник на полном серьезе) сразу в двух местах. Хотите — в центре столицы по Якиманской и Крымской набережным, хотите — в спальном районе Люблино. Оргкомитет акции решил выбрать центр города.
Главная особенность нынешнего «Русского марша» в том, что не очень понятно, за власть он или против нее.
С одной стороны, режим сейчас явно не воспринимает эту акцию в качестве протестной, иначе бы не разрешал ее так легко и спокойно — не в пример любым последним уличным мероприятиям «белоленточников». С другой — мы впервые практически не слышим возмущенных голосов из стана либеральной части несистемной оппозиции по поводу того, что в центре Москвы в день государственного праздника (пусть и до известной степени фиктивного) будут маршировать и митинговать ультранационалисты. Хотя в допротестную эру, до первых декабрьских митингов 2011 года, власть либо загоняла «Русский марш» в Москве на окраину города, либо старалась запретить вовсе. А однажды, когда при Лужкове все-таки разрешила националистам шествие в центре города, получила заслуженные громкие упреки от противников режима в заигрывании с экстремистами.
Сейчас «Русский марш», похоже, не кажется несистемным оппозиционерам признаком надвигающейся на Россию «коричневой чумы»: националисты с известными оговорками могут считаться соучастниками протестного движения.
На сей раз самым заметным публичным критиком «Русского марша» оказался абсолютно провластный политик — бывший руководитель «Молодой гвардии», этого вялого комсомола «Единой России», а ныне сенатор Руслан Гаттаров. Он призвал мэрию Москвы отказать националистам в праве провести «Русский марш» в центре Москвы. Сославшись на некие обращения граждан, поступившие в его приемную, Гаттаров заявил: «Нельзя исключить того, что над улицами может быть поднята нацистская символика, и считаю это недопустимым. Москва не была покорена немецкими фашистами, и их символы не должны появляться на столичных улицах, поскольку это будет оскорблением для российского народа и его истории». Такой советский мотив: сенатора смущает свастика, а не националистические лозунги в интернациональной стране.
В момент стремительного сползания страны к политическому реваншу националисты вполне могут стать как опорой режима, так и частью реальной несистемной оппозиции. При этом сама власть могла бы запросто устроить в свою поддержку марш абсолютно противоположных по знаку политических маргиналов — гастарбайтеров. Сейчас, пожалуй, это самое лояльное режиму «сословие» в России. Этим людям путинская Россия действительно дала кусок хлеба, который они физически не могут заработать на своей родине.
При всем националистическом и откровенно изоляционистском крене политики третьего путинского срока власть будет вынуждена опираться на интернационал черни, на все наиболее зависимые от нее слои.
Свои виды на часть политической черни может иметь и оппозиция. Все-таки понятно, что шансов на бархатную смену власти крайне мало — практически никаких, кроме классического для российской истории верхушечного заговора, подобно тем, что приводили на трон Екатерину II, Александра I, а в советское время Брежнева на место Хрущева. А «стенобитным орудием» политических перемен в России может стать как раз чернь — среди убежденных либералов, надеюсь, нет сторонников политического насилия в любой форме.
Вот и выходит, что в сегодняшней политике идет невольная борьба за чернь (иногда в самом зловещем, а иногда в печально-нейтральном смысле слова) между властью и оппозицией. Именно чернь оказывается едва ли не главной пассионарной силой российского недообщества. Ментальные и социальные маргиналы сегодня выглядят самым перспективным политическим классом в сегодняшней России. Власть будет пытаться на него опереться для самосохранения. Оппозиция — прикрыться им при лобовом столкновении с режимом.
В этом всеобщем запросе на чернь, возможно, заключается главная политическая перемена, приключившаяся с Россией после решения Путина вернуться на пост президента и того, как это было обставлено.
Десять лет власть упорно и последовательно превращала население в аполитичную биомассу. А теперь, когда часть граждан вышла из политического оцепенения, режим, в свою очередь, начал искусственно политизировать часть этой биомассы для борьбы с очнувшимися гражданами.
Так с двух сторон — власти и ее противников — идет радикализация политической обстановки. Причем власть, выражаясь ее же языком, раскачивает лодку даже сильнее, чем оппозиция, надеясь просто выбросить за борт и утопить своих противников.
В такой ситуации угроза русского национализма действительно меркнет перед перспективой новой гражданской войны или превращения России без всякой смены власти в средневековую нефтегазовую клерикальную империю. А чернь что на страже режима, что в борьбе с ним опасна одинаково.
