Жила-была мышка

Жила была мышка. Звали ее... м--мм... скажем, Серапион.

— Пап, а почему Серапион?

— Э--э... Если хочешь, пусть будет, ну... хоть Амвросий. Или, наоборот, Харлампий. Вот Исидор еще хорошее имечко, а?

— Помнишь, у тебя была мышка Соломон Адихмантьевич?

— Да--а... Он был суфлером. В оперном театре.

— Так вот я и говорю — зачем ты им такие имена даешь замысловатые?

— А у них и жизнь непростая. С обыкновенным именем не всякая мышь в такой жизни выживет. Да, так вот. Звали его Серапион. Он был охотником. То есть, он был такой охотничьей мышкой. И каждый день ходил на охоту.

— А на кого он охотился?

— Э--ээ, я бы не сказал, что это он охотился. Скорее, охотились на него. Там, видишь ли, жили два кота. Толстые и неповоротливые. И их хозяева попросили Серапиона, чтобы он с ними охотился. С котами. В общем, натаскивал их. На себя. И он каждый день приходил к ним...

— А где они жили?

— В гостинице, видимо, а где еще?..

— А вообще где?

— В смысле?

— Ну где? Здесь, у нас в России? Или в Англии?

— Почему, собственно, в Англии?

— Мне так почему--то показалось... Ладно, они, значит, здесь жили?

— Ну все--таки нет... Они, может, и здесь. Но Серапион точно нет.

— Так где же?

Да, забавный вопрос. Господи, где же он жил?

— Пап, кстати, а где они, все твои мыши, жили?

Дьявольщина. Они наверняка жили в каком--то очень хорошем месте. В месте, приятном для жизни. Комфортном и уютном. В очень эстетическом месте, помимо прочего. Ландшафт такой, вода. Обязательно рядом с водой, чтобы по утрам можно было поплавать и рыбку половить...

— Они жили та--ам. Это ты, между прочим, придумала. Когда тебе в детстве не хватало слов, ты говорила ТА--А--АМ!..

— А мы когда--нибудь будем жить та--ам?

Н--да... Это вопрос. Еще хуже, то есть... забавней. То есть... я совершенно не против того, чтобы уехать. Но я абсолютно этого не хочу и не желаю. Черт бы все подрал, почему я должен хотеть ехать в эту гребаную Шотландию? Мне, например, больше нравится Ирландия. И зачем, собственно, вообще надо уезжать?

— Понимаешь, душа моя, если честно, то я... не знаю. Вот мама хочет, чтобы мы уехали.

— Это--то понятно. Мама хочет в Шотландию. Я не спорю, там, наверное, очень красиво, горы, озера, но... Как сказать... А ты уверен, что Шотландия — это та--ам ?

— Нет, не уверен. Да и мама, пожалуй, уже не хочет туда. Я ее убедил. В Шотландии сыро, пасмурно и холодновато. А мама наша, ты же знаешь...

— Да, мама любит, чтобы тепло. Солнышко, и зимы не было. Но не очень жарко. А такое место существует?

— Черт его знает. Должно. Может, где--нибудь на Таити. Или на Гаити. Или... не знаю даже.

...Я мечтал об острове все свое детство. Та--ам, в устье реки Риони, был остров. На нем жил я. Ловил рыбу, стрелял птиц и писал стихи. В газету, которая издавалась в городе. За стихами приезжал посыльный. На лодке с веслами. Удивительная по своей честной и дураковатой банальности смесь Грина, Даниэля Дефо и моей теперешней жизни.

А когда я стал чуть постарше, то хотел жить посреди Васюганских болот. Вот ровно в самой середке или даже немножко правее. Так, чтобы до ближайшего жилья было не меньше ста километров. Я бы поставил там избушку, завел бы себе роскошную библиотеку, химическую лабораторию и жил там. А комаров и случайных людей отгонял прочь, магическим усилием ума. У меня был бы небольшой полезный огород, и еще я бы ходил на охоту. А все свободное время читал, ставил опыты и писал мемуары. И еще лазал по деревьям. Вместо зарядки и за шишками для самовара: у меня обязательно был бы самовар на веранде. И абажур. Как у деда на даче.

Деду, кстати сказать, тоже все время не везло. Вот он, например, меньшевик, а жил в поселке старых большевиков... Вся жизнь как-то некстати у него складывалась, революция эта еще...

— Пап, а как Серапион охотился? То есть, как на него охотились?

— Ах, да, Серапион. Ну, он утром заходил к своим котам, кусал их за уши, чтобы проснулись, и бежал вниз, на кухню. Там, в гостинице, была очень просторная кухня. А утром, пока еще никто не пришел, можно побегать было в удовольствие. И вот коты начинали гоняться за Серапионом. По столам, по шкафам — прыг-скок, тарелки летят, кастрюли грохают, ножи, вилки — все врассыпную.

— Они от них удирали, да?

— Кто?

— Ну эти, тарелки, вилки?..

— Да, конечно. Коты здоровенные были, килограмм под двадцать, это ж никакая тарелка не выдержит.

— Двадцать?!

— А ты что думала? Они в холке по сорок сантиметров. Настоящие боевые коты. Вот как Мичман.

— Какой мичман?

— Я разве не рассказывал? Когда отец служил на Чукотке, у них был кот, Мичман. Собаки его за сто метров обходили.

Прабабушка была бонапартистка, написал он в анкете, и поехал на Чукотку вместо Канады. Или Австралии, не помню. Не Мичман, разумеется, а отец. Он тогда лейтенантом был. После института военных переводчиков. Шпион, короче, доблестный советский разведчик. То есть он, конечно, туда не из-за прабабушки поехал, а из-за дедушки. Из-за своего отца. И не только. У него половина родственников отсидела. Дядю Петю вообще расстреляли, а про дядю Костю и говорить нечего. Корнилов, Деникин, Колчак, Унгерн, атаман Семенов... Богатый послужной список. А от Семенова сперва в Харбин, после на Филиппины. Открытку прислал, аккурат в 37-ом, деду тогда еще год сидеть было — море, солнце, небо, пальмы и дядя Костя на фоне роскошной виллы. Разве можно человека с такими дядьями в разведчики отправлять? Самое ему место на Чукотке. Спирт пьянствовать и американские радиограммы расшифровывать.

Вот он как-то утром, с похмелья, просыпается, шинель набрасывает и усаживается на крыльце, покурить. А прямо перед ним на гарнизонной площади... Стоит на одном краю площади Мичман, а на другом Бравый. Это у них пес такой был в гарнизоне. Сейчас расскажу.

— Пап, а почему ты, когда рассказываешь, то у тебя все вечно путается? Мыши, болота, атаман Семенов, гарнизон какой-то. Ничего ведь не поймешь.

— А ты не понимай. Ты просто запоминай.

— Как же все это можно запомнить?

— Наверное, нельзя. Но я же помню?

— Не-ет, ты тоже не помнишь. Просто все это у тебя в голове живет. А ты хочешь, чтобы какая-то часть и у меня в голове жила.

— Точно. И тогда они смогут ходить друг к другу в гости. И пить чай.

— Кто придет в гости?

— О! Арсений, ты проснулся?

— Да. К нам кто-то придет в гости?

— Нет, это у папы и у меня в голове живут эти... пап! Кто они?

— Мыши?

— Да нет! Твои дедушки, бонапартисты, ну!

— А торт они, надеюсь, принесут к чаю?

— Так. Спокойно. Никто никуда не идет, ничего не несет...

— Эй, вы куда собрались? За тортом? Купите мне мандаринов, пожалуйста, и сливочки!

— Вот, мама проснулась, а вы еще не умывались даже. А я колонку никак написать не могу. Марш в ванную, черт возьми! И оставьте меня наконец в покое!!!.

Люблю я эти утренние суматохи. То есть, я просто с ума от них схожу. Сидишь так тихонечко, что-то думаешь, и вдруг...

Жила-была мышка...