Бульдозерная коммуникация

Роскошь человеческого общения — лекарство от безумия, подаренное нам природой. Жизненные представления передаются и поддерживаются через диалог. Когда человеку совсем не с кем поговорить, у него смещается понимание происходящего. В его замкнутом мире торжествует уже другая логика. Внутренне не противоречивая, но удивительная, если смотреть на нее со стороны.

Например. Инициаторы поправок к закону об экстремизме в частных разговорах обращают внимание на тот факт, что партии все чаще прибегают к экстремистской риторике, и с этим надо что-то делать. Прибегают. Даже больше: откровенно популистская платформа сегодня единственная гарантирует общественный успех. У «Единой России» все противники неприличные. Но это не само собой так сложилось, а прямой результат тотального доминирования подменившей общественную дискуссию «госплатформы стабильности».

Смысл этой платформы изначально состоял в том, чтобы избежать обсуждения неких существенных проблем, а в итоге сводится к административному подавлению вытесненных с легального поля конкурентов и, соответственно, требует очередных репрессивных инициатив. Приравнивающих теперь к экстремизму любые выступления против властей. На практике они излишние (как были излишними и на предыдущем витке, существующих всегда достаточно), а с точки зрения здравого смысла — совсем абсурдные. Но это если смотреть со стороны.

А если изнутри — то где эта грань между экстремизмом и здоровой критикой? Кто сможет объяснить?

Изолированные системы всегда развиваются куда-то вбок. Колумб удивился, высадившись в Америке. В оторванной от мира Австралии живет совершенно другая фауна. И классификацию по Линнею официальные представители сумчатых яйценесущих считают двойным стандартом. У них своя.

Французу, который в любой момент может прийти в избирком, зарегистрировать партию и повести ее на выборы, не объяснишь, что 50 тысяч членов на регион — необходимое условие здоровой партийной жизни.

Он не поймет. Он думает, что для борьбы с экстремизмом гражданских и опирающихся на них правовых институтов вполне достаточно.

Но это там, где законы, описывающие, что можно, а что нельзя, составляют продукт общественной жизни, а не наоборот — загоняют ее в единственно возможную колею развития. У нас же не инструкции пишутся по итогам дискуссии, а дискуссия осуществляется по инструкции. И тогда действительно непонятно, почему вот это еще можно, а вот это — уже нельзя. Чувство острой нехватки здравомыслия и стремительно крепнущего абсурда происходит от того, что в госполитике всех уровней логика управления окончательно победила логику диалога. Государство считает, что это одно и то же.

Члены Общественной палаты говорят, что у мэра Москвы Лужкова не наладился человеческий контакт с бутовцами. Верно, контакт скорее бульдозерный. Непосредственная причина кризиса в Южном Бутово — в том, что у людей отнимают землю, которую они считали собственностью. У мэрии заведомо хватает ресурсов, чтобы компенсировать гражданам их потери. Это не проблема денег. Но ей это не придет в голову.

И дело не в том, что кризис вытащили на свет, а в том, что его, в принципе, несложно было избежать. Не хватило навыков коммуникации.

Как их не хватило с монетизацией льгот. Или как байкальскую трубу Владимир Путин перенес просто так, по собственному желанию, а не по итогам переговоров с общественностью. Мог и не переносить. Зачем перенес, неизвестно. Как и с объемом партийных репрессий — тут критериев никаких нет. При отсутствии диалога все действия властей — это произвол. Не всегда репрессия, но по определению непонятный и неожиданный поступок. Почва для неизбежных кризисов.

Жизнь примеры дает сама. Можно посочувствовать арбитру Иванову, сорвавшему матч кубка мира по футболу между португальцами и голландцами. Арбитр хотел как лучше, а игра была тяжелая. Вообще, у судьи большой арсенал коммуникационного воздействия на игроков — слова, жесты, интонация, выражение лица. Но арбитр Иванов только активно потел и раздавал карточки. И с каждой новой карточкой терял над игрой контроль. ФИФА его судейство признала совсем негодным, а в Российском футбольном союзе ее закономерно обвинили в двойных стандартах.