Цивилизация
Я допускаю, что к достаточно странной идее спасти население России от игровой лихорадки — игромании — Владимир Путин пришел самостоятельно и, внося в Государственную думу законопроект об ограничении деятельности в России игорного бизнеса, не имел в виду ничего такого, что бы словарь Даля определял «корыстью». Но тяжела судьба идеалиста: уже в минувшую пятницу ответ на инициативу со стороны тех, кого Путин видел в числе своих соратников по душевному порыву, выглядел неприлично внятным. Ни капли идеализма в нем не было.
Тема игорного бизнеса в России и его влияния на нравственность обсуждается активно уже не менее пяти лет. Призывы к запрету или, по крайней мере, серьезному ограничению деятельности организаторов азартных игр звучали чрезвычайно убедительно. Оппонировали им три группы людей. Первая, представленная почти сплошь руководством ассоциаций и организаций игорного бизнеса, сводила полемику к тому, что у государства, получающего дивиденды с рулетки и однорукого бандита в виде налогов и не менее 400 тыс. рабочих мест, рыло также в пуху, поэтому давай-ка полегче. Вторая не менее резонно говорила, что игорная лихорадка — не самый страшный из пороков: например, не будь его, как знать, написал бы Федор Михайлович Достоевский столько-то там томов романов, не говоря уж об «Игроке». Из этого выводилась необходимость влиять на растленность публики мягко, по отечески, пропагандируя игровые виды спорта, библиотеки и споры о множественности миров под легкие виноградные вина. Третья так же справедливо указывала, что не дело государства указывать гражданам, как именно им сходить с ума, а лишь оберегать от последствий мирного помешательства, а посему ограничения на казино должны вводиться постепенно. Против же выступали только игроманы и владельцы казино.
Теоретически в общественном поле должны были присутствовать и представители четвертой точки зрения. Заключающейся в том числе в том, что подавляющее большинство игроков в азартные игры ценят в своем увлечении не столько выигрыши, сколько приятное времяпрепровождение, оплачиваемое по всякий раз разной, но статистически предсказуемой ставке. И в том, что фондовый рынок, будущая и настоящая основа благополучия крупных российских компаний, являет собой все то же казино, но с несколько усложненными и облагороженными экономическим механизмом правилами.
И никто отчего-то не глядит с жалостью вслед брокерам и покупателям долей в ПИФах, покачивая головой: «Господи… Что будет с их семьями, с их женами, с детьми этих несчастных?»
Но четвертая группа почти не говорила, посему борьба с игорными психозами напоминала бой карликовой таксы с пылесосом. Все более грозные законопроекты, духом своим грозящие сделать казино богато украшенными лепрозориями, а игровой автомат — чем-то вроде резиновой женщины (все знают, что такую можно купить, даже известно, где продают, но в народном хозяйстве изделие используется редко), вносились в Госдуму и региональные парламенты, обсуждались депутатами в основном в том духе, что недостаточно жестоки и требуют доработки, и на этом основании отвергались. Новеллы, доживавшие до последнего чтения, аннулировались в судах со ссылкой на юридическую непроработанность либо снимались, поскольку федеральные власти вот-вот соберутся с духом и изобретут такую кару содержателям игорных гнезд порока, что и в Московской патриархии вспомнят о милости к падшим, а вот этот закон окажется ненужным детским лепетом. И все оставалось на своих местах: федеральных законов все не было, региональные оставались недостаточно жесткими, игра шла своим чередом.
Слухи о безнравственных лоббистах игрового бизнеса, подкупающих огромными суммами даже самых неподкупных судей и самых идейных депутатов, плодились, как игровые салоны на месте булочных Москвы.
И вот Владимир Путин наконец вмешался в происходящее, в начале октября из рук в руки передав Борису Грызлову законопроект небывалой ясности, жесткости и даже жестокости.
Согласно ему, с 1 января 2009 года все казино, игровые автоматы, кассы тотализаторов, певцы удачи и несчастные, поверившие, что фортуне можно накрутить хвоста, должны удалиться с глаз населения в специальные игровые зоны. Их должно быть четыре на всю страну, а вне территории, огороженной спецсредствами охраны, пороку места не отводилось. И вот уже спустя месяц Путину, которому разве что буддистская община не высказала признательности за мужественное и нелегкое решение, пришлось собирать представителей «Единой России» на спецсовещание. Несколько смущаясь, Борис Грызлов по его итогам сообщил: президент призвал Госдуму не поддаваться на призывы лоббистов и все же не провалить законодательную реализацию подвига высокой пробы.
К тому времени Владимиру Путину было чему ужаснуться. На словах его законопроект никто не отвергал. Однако поправки к нему, готовящиеся буквально везде, уже через какой-то месяц грозили свести морализаторский порыв президента к нулю.
Прежде всего, в открытую говорят о том, что полтора года для строительства четырех игровых резерваций — это слишком малый срок. Нужно минимум семь, оптимум — двенадцать лет, а лучше бы и двадцать. Кроме того, совсем лишать население азарта невозможно, поэтому букмекерские конторы, способствующие помимо прочего пропаганде спорта, следует располагать по всей стране, оставляя в игровых зонах их оперативные центры. Кроме того, четыре игровых зоны для такой большой страны — это мало: что будет делать Камчатка без игровой зоны? А Смоленск? А Калининград? А Иваново, город невест, ждущих богатых, щедрых и азартных женихов? Некрупные казино и маленькие игровые зоны все же следует разрешить создавать в крупных городах муниципалитетам, а то и областным властям, а значит, побоку запрет законопроекта на участие государства в этом бизнесе. Кроме того, лотереи — это и не совсем игорный бизнес, посему их следует вывести из-под регулирования закона вообще. Кроме того, регулирование игорного бизнеса в интернете невозможно, посему следует разрешить интернет-казино. Кроме того, невозможно и регулирование игр в мобильных сетях — и их также не следует преследовать.
Это не все «кроме того», а лишь самые яркие и внятные. И ладно бы речь шла о речах недостойных людей. Но что делать, когда подобные инициативы оглашают то вице-премьер Александр Жуков, то новый глава комитета Госдумы по экономической политике, один из создателей «Единой России» Евгений Федоров? Но, думается, самый страшный шок Владимир Путин испытал в связи с реакцией на свое увещевание единороссов через несколько часов после его завершения. С одной стороны, он услышал, что Борис Грызлов уже потребовал отобрать у правительства и передать в Госдуму право утверждать четыре конкретные территории, где будут располагаться игорные гетто. На языке коррупции это означает: мы не будем брать денег игорных лоббистов за поправки к закону, мы удовольствуемся тем, что именно нам перепадут дивиденды от лоббистов той или иной территории, куда переведут казино. С другой стороны, до него наверняка довели самый популярный в Госдуме перевод его идеи на тот же язык коррупции. Якобы администрация президента уже договорилась с несколькими мировыми грандами игорного бизнеса из Лас-Вегаса и Йоханнесбурга о продаже им всего российского рынка азартных игр. За соответствующую немалую мзду, которая пойдет в карман первых лиц государства.
Полагаю, в этот момент Владимиру Путину стало не по себе. Место коррупции в любом общественном институте легко измерить.
Если коррупция не оценивается большинством обсуждающих в категориях морали и этики, значит, она стала системообразующей.
Иными словами, уничтожь ее — уничтожишь и институт. Теоретически можно говорить о том, морально ли чтение или же оно ведет к деградации духовности, но в современном мире такая дискуссия прилична разве что слабоумным или философам. Обычные люди от такой постановки вопроса просто будут крутить пальцем у виска. Но в российской власти коррупция уже не обсуждается как что-то постыдное — объяснения ведущих борцов с этим явлением показывают, что они искренне не понимают, чем плохо воровство, а все указания на него воспринимают как указание о необходимости смены формы коррупции. Но что делать, когда президенту страны приходится указывать руководству правящей партии на недопустимость мздоимства при принятии закона, а руководство правящей партии, в свою очередь, настаивает на компенсации ей ее честности в виде разрешения взятки от других лиц? Ответь, Росавиакосмос, есть ли жизнь на Марсе?
И вот тут следовало бы вернуться к здравому смыслу: страна, несомненно, не пропала, хотя все выглядит довольно безнадежно. В ситуации, когда основной клиентурой риэлтеров, работающих на Рублевке, являются федеральные чиновники, даже законопроект о легализации взяток в народохозяйственном обиходе не вызовет разделения парламента на противостоящие группы — кому-то выгодно, кому-то невыгодно. Коррупция в России появилась не сегодня: если кому-то не нравятся данные группы «Индем», пусть руководствуется данными Всемирного банка, оценивающего коррупционный налог в экономике России в 1,1% ВВП, и учтет, что эти цифры, по мнению других экспертов, — нижний порог достоверных масштабов явления. Кто ж поверит в честность именно «Единой России»? Достаточно вспомнить о списке украденного домушниками в октябре у видного деятеля этой партии Любови Слиски.
С другой стороны, именно идеализм проекта Владимира Путина — присоединюсь тут к хору защитников казино, к которым отношусь равнодушно, — во многом коррупцию и провоцирует, хотя ничуть не оправдывает. Число людей, за деньги готовых отстаивать выделение в бюджете денег на озеленение Луны, всегда будет меньше, чем число людей, готовых за взятку увеличить финансирование системы детдомов.
Чем более мечтательны телодвижения в Кремле, тем больше соблазна взяточникам помочь жертвам популизма и морализаторства.
Наконец, вряд ли стоит обвинять в злоязычии людей, утверждающий, что Путин и сам не прочь заработать на игорных зонах, если все слышали об ООО «Байкалфинансгрупп» из уст президента.
И, если бы здравый смысл не заменялся стремлением оставить свой след в истории, когда уж и так неплохо наслежено, полемика вокруг законопроекта, уверен, была бы более конструктивной. Не знаю, закончилась бы она поражением лоббистов. В конце концов, более 90% оборота рынка азартных игр в России приходится на игровые автоматы. Их запрет приведет лишь к росту оборотов лотерейного бизнеса, который физически невозможно загнать в какие-либо зоны и почти невозможно задавить репрессиями. Таким образом, дискуссия в содержательной части разделится на две. Первая ведется уже несколько веков: игру в зернь в кабаках пытался запретить еще Алексей Михайлович, и оттого, что она трансформировалась в поединки с однорукими бандитами, она не стала более угрожающей духовному здоровью нации. Вторая же почти беспредметна. Вряд ли кому-то мешает существование в России нескольких тысяч казино и без всяких запретов уже являющихся изолированными игровыми зонами. Во всяком случае, большинство граждан там не бывало и вряд ли интересуется, что происходит внутри.
