Когда 20 лет назад была открыта пещера Шове с сотнями доисторических рисунков, мир ахнул. Датировка перевернула представления о происхождении искусства: реалистичные изображения ископаемых зверей были созданы за 30 тыс. лет до нашей эры. Динамичные, практически портретные рисунки носорогов и тарпанов не сходятся с обычным представлением о «примитивном» искусстве, которое должно бы усердно осваивать всякие черточки и каракули и лишь затем — в магических, конечно же, целях — робко приближаться к «правдивому отражению действительности».
Большой вопрос, конечно, в чем больше правды — в процарапанных костях пещерного медведя или в картинах передвижников. Пикассо, например, пещерные росписи ставил гораздо выше.
Но дело не в том, чтобы привести в систему загадочное искусство палеолита, а в том, что ничуть не меньше зубров и носорогов впечатляют оставшиеся на стенах документы:
простые отпечатки человеческих ладоней, свидетельства того, что люди, жившие в покрытой льдом Европе, ничем не отличались от нас с вами.
И вот это простое, но внушительное свидетельство имеет прямое отношение к художнику Олегу Лангу. В начале 80-х он окончил Суриковский институт и, как многие молодые художники в то время, упорно писал картины с окружающей действительности, в основном провинциальной. В своем Новомосковске Тульской области он рисовал сцены «из глубинки», не чураясь жанра тематической картины, умеренно экспериментировал с коллажем. К концу эпохи перешел к абстракции, снова не слишком выделяясь в короткой перестроечной волне.
Но в следующие десять лет Ланг с дотошностью палеонтолога исследует, как из элементарного живописного материала — пятен, росчерков, брызг и линий — сложить нечто материальное.
И наконец происходит переворот. В стихии цвета и линий проступает новая изобразительная система, из черепков и фрагментов выстраивается свидетельcтво жизни на Земле. Никак не меньше.
На огромные холсты (это даже не холсты, а простецкая тряпка, на которой видны то матрасные полоски, то фрагмент несерьезного узорчика) Ланг наносит бесконечные откровения вдруг открывшейся реальности.
Головоноги, у которых глаза съехали на одну сторону, а ухо выросло на плече, — это мы с вами, люди, черти, сборщики грибов и художник Суриков.
Перемешавшиеся головоноги на аляповатом фоне — в общем, та же тематическая картина, просто в другой изобразительной системе — «примитивной». Экспрессия художника в строгих рамках новоизобретенного стиля убедительно выплескивается на ошеломленного зрителя и, наконец, убеждает.
И кажется, что возможностей у этой изобразительной системы побольше, чем у ренессансной перспективы или соцреализма.
Но и реальность, которую видел Ланг, несколько иная.
В конце прошлого года в Москве вышла книга с иллюстрациями Олега Ланга к поэме Венедикта Ерофеева «Москва — Петушки». От знаменитого текста остались только цитаты — они же стали названиями полновесных холстов. Ланг оказался способен полностью перевести поэму в изображение — получился этакой диафильм, не хуже слов передающий мрачный карнавал вечной русской дороги. Какой же это примитив? Можно не читать названий, чтобы всплыла перед глазами сцена: здесь — «двое у окошка ничего не стыдятся, наливают и пьют», а здесь — «Веничка вышел в тамбур и пил, как пианист».