Цивилизация
Перенесено или не перенесено первое президентское послание Дмитрия Медведева, которое, как предполагалось ранее, могло состояться уже сегодня, точно и не скажешь. В конце концов, официально никто конкретной даты не объявлял и ничего не обещал. Сказано только, что послание в целом готово и президент лично над ним работает, внося корректировки в связи с меняющейся ситуацией в стране и в мире.
Ситуация, и правда, подвижна, и каждый день что-нибудь да меняется. В принципе, вносить изменения можно еще долго, но, скорее всего, на следующей неделе оглашение программной речи Дмитрия Медведева все же состоится. В конце концов,
смысл истории с дополнительным обдумыванием и шлифовкой текста послания не столько в постоянно меняющейся обстановке, сколько в необходимости сделать принципиальный выбор в оценке кризиса.
До сих пор этот выбор окончательно не сделан. А вот дефицит ясности именно политических, а не только экономических оценок ситуации, в которой сегодня мы находимся, становится все более ощутимым.
Суть выбора, в принципе, ясна. Во-первых, применять или не применять само понятие «экономический кризис» к России. И даже понятно, почему послание имело смысл отложить – чтобы прояснились глубина и масштаб процессов.
Месяц назад, после первых серьезных падений фондового рынка, самым обсуждаемым был вопрос: это уже финансовый кризис или отскочим. Не отскочили, и сегодня наличие финансового кризиса – медицинский факт.
Следующий самый злободневный вопрос заключался в том, затронет ли этот кризис экономику и общество в целом или все ограничится относительно узким кругом страшно далеких от народа инвесторов.
Официальные лица и сегодня продолжают, хотя зачастую не очень уверенно, декларировать, что, кроме отдельных отраслей, никто не пострадает и основной массе населения волноваться не о чем. Однако, судя по новостям, масштаб кризиса все-таки довольно серьезен.
Но тут возникает ключевой момент выбора, даже более важный, чем само произнесение в послании слов о наличии кризиса в России. Скажет ли Дмитрий Медведев о кризисе или ограничится формулировками про «сложности в экономике», зависит от ответа на тот вопрос, который стал самым актуальным на сегодняшний день: надолго ли все это, или трудности являются временными?
Здесь и возникает главная развилка и в оценке экономической ситуации, и в политическом плане. Социологические опросы показывают, что среди россиян преобладает мнение, что нынешний финансовый кризис в России – явление временное и, скорее, будет иметь локальные проявления в отдельных секторах экономики, где ситуация вскоре должна стабилизироваться. По данным Левада-центра, в середине октября такой позиции придерживалось 42% опрошенных. Тогда как пессимистов, полагающих, что последствия нынешнего финансового кризиса могут быть более масштабными и долгосрочными, набирается 31%.
По большому счету, те антикризисные меры, которые принимают российские власти, а также содержание официальной риторики указывают на то, что государство склонно думать таким же образом, оценивая ситуацию как временную, как сбой системы, а не ее крах. В этом смысле
социология неплохо отражает то, какие именно оценки кризиса транслируются обществу от имени государства.
Однако согласно тем же опросам, наблюдается очевидная связь между ответами на вопрос о причинах кризиса и оценками его глубины и дальнейших перспектив. Причины нынешнего кризиса большинство опрошенных связывают, прежде всего, с ситуацией на международных финансовых рынках (54%), тогда как возлагают ответственность за нынешнюю ситуацию на российскую экономическую политику последних лет только 34%.
При этом сторонники версии про сугубо внешние и привнесенные причины кризиса как раз и думают, что все быстро рассосется. А те, кто видит проблемы во внутреннем развитии, склонны думать, что кризис – это всерьез и надолго.
Тут и проходит главный водораздел – признавать или нет, и в какой мере признавать внутренние причины кризиса. Объяснять или нет элите и обществу, что если наша модель экономического развития последних лет была не совсем верна, то не стоит думать, что мы к ней вернемся, пересидев год-полтора на накопленных резервах. Вернемся к той модели, которая была основана на сырьевой ренте от дорогой нефти, пирамиде внешних кредитов и заимствований и случайном, не заработанном благополучии потребительского общества.
Признать кризис преимущественно внешним и временным – значит принять краткосрочную стратегию пережидания, отмахнуться от внутренних проблем и, тем самым, «послать кризис».
И дальше исходить из того, что главным результатом для экономики в ближайшие годы будет частичный передел существующих активов с последующим возвращением на круги своя, когда, может быть, вновь заработают главные моторчики прежнего роста – дорогая нефть и доступный внешний кредит. Обществу же в этом случае нужно предложить небольшое мобилизационное подтягивание поясов и призыв сохранять лояльность к трудностям в обмен на то, что когда все вернется, то и потребительский рост восстановится в прежнем виде сам по себе.
Если же признавать, что у кризиса фундаментальные внутренние причины, и вести речь не о том, чтобы его переждать, а как из него выходить и что менять, то это будет совсем другой разговор. Про ту самую модернизацию не на словах, а на деле.
Про пересмотр принципов экономической политики, про создание новой экономической системы и моторов роста. И про новый договор с обществом, учитывая, что за реальную модернизацию, возможно, нужно будет расплачиваться и рейтингом, и поиском новой модели консенсуса в элитах и обществе.
Какой выбор будет сделан – узнаем через неделю.
Автор – заместитель директора НИИ социальных систем при МГУ им. М. В. Ломоносова
