Цивилизация
Ну и рожи у этих троих, сбежавших из тюрьмы. Красивые рожи. Прямо, кажется, смотришь на человека и сразу понимаешь, что человек этот убийца, приговоренный к высшей мере и бежавший из тюрьмы через подвал.
Фамилии у них тоже хорошие. Так и представляешь себе сказочных разбойников по имени Вырвиглаз, Кособрюх и Безотеченко.
Когда я впервые попал в тюрьму, мне сразу стало очень страшно. Причем боялся я не преступников, заключенных в камеры, а самих камер. Вы были когда-нибудь в тюрьме? Вы знаете, что там в конце каждого коридора закрывается железная решетка, у каждой решетки охранник. Страшно толстые стены. Чудовищное ощущение, что выйти нельзя. То есть совсем нельзя, словно тебя положили живьем в гроб. Когда, например, живешь в какой-нибудь ужасной стране вроде Советского Союза, то жить не слишком страшно, потому что есть ощущение, будто можно убежать. Ну там, жениться на иностранке, сказаться евреем или просто рвануть через финскую границу. А из тюрьмы убежать нельзя. Ужас!
Александр Солженицын в «Архипелаге» описывает несколько удачных и неудачных побегов. Истории все захватывающие. Читается взахлеб, потому что это такая мифологическая и жизнеутверждающая мысль — бежать из тюрьмы.
Кто сочувствует убийце? Никто не сочувствует. Даже убийцы не сочувствуют убийцам, потому что убийство — в любом случае дело аномальное, если только не освящается болтовней с экрана телевизора и не называется священной войной.
Убийце не сочувствует никто, а вот беглецу сочувствует всякий. Когда тюремное начальство заявляет, будто беглецы спрятались в подвале и никак не могли просочиться за пределы бутырского замка, люди улыбаются. Ну да, конечно, ищи-свищи! Диггеров они позвали! ОМОН у них там по подвалам рыскает! Хрена! Ушли!
Странное дело, но услышав по радио сообщение о том, что беглецов в подвале не нашли, но зато нашли брошенную тюремную одежду, таксист, подвозивший меня, улыбнулся:
— Вот козлы! — сказал таксист, имея в виду тюремное начальство.
А когда выяснилось, что беглецы уже доехали на такси до вокзала, сели на поезд и были таковы, таксист мой сказал:
— Молодцы!
А когда сообщили, что хоть беглецы и опасны, но бояться их не надо, потому что у них нет оружия, таксист прокомментировал:
— Как же, нет оружия! На базар пошли и купили. Или братки подвезли им оружие прямо к поезду. Так что не надо! Есть у них оружие!
И все это с каким-то сочувствием к преступникам. И я слушал таксиста, испытывая сочувствие не к правоохранительным органам, а к преступникам. Загадка психологии.
В русских деревнях разве же до сих пор не выставляют на окна молоко и хлеб для беглых? Люди вздыхают после просмотра программы «Криминал» о разгуле преступности, а потом идут и выставляют на окно молоко для этого самого беглого криминала.
Есть простое объяснение. Если выставить еду на окно, то беглый преступник не станет входить к тебе в дом, убивать и грабить. Но есть объяснение и посложнее. И получше.
Из тюрьмы должен быть выход. Даже из смерти есть выход, ради которого даже такие неверующие люди, как политики, приходят два раза в год в церковь и стоят там со свечкой. Человек не может вытерпеть безвыходности. Ради того, чтоб выход был ото всюду, добропорядочные граждане готовы даже и побояться немножко беглых убийц. Куда они там побежали? В Волоколамск? В Ногинск? Даже в Ногинске человеку, хоть и страшно встретиться с головорезами, а все же хочется знать, что выход есть. Отовсюду. Это религия. Сочувствовать беглым — это, видите ли, религиозное чувство.
