Цивилизация
Литературный мир страны, как выяснилось, сотрясают скандалы, которые «Парк культуры» упорно не замечает. Масштабы нашего ротозейства я уяснил только вчера, и самым постыдным образом: приятель-критик упомянул про один из них у себя в ЖЖ. Громкие слова вроде «вот уже два дня все забыли про письмо Суркова, про Олимпиаду, про катастрофу в Бельгии и обсуждают только…» я бы списал на пресловутую экзальтированность окололитературной среды, если бы не одно обстоятельство – там была кипа ссылок.
Я их открыл – и понял всю глубину нашего падения.
Едва ли не во всех изданиях страны, пишущих еще о культуре, от бумажного «Коммерсанта» до интернет-лежбища толстых журналов «Журнальный зал», все обсуждают Ульяну Гамаюн и премию Белкина. Лучшие критические перья страны – Виктор Топоров, Сергей Костырко, Анна Наринская, Наталья Иванова, Андрей Немзер – моют кости повести «Безмолвная жизнь со старым ботинком». Пишут многостраничные статьи, общим объемом давно превзошедшие злополучную повесть, задают вечные вопросы и тащат оппонентов к позорному столбу. И впрямь ничего важнее сегодня в русской литературе нет.
Вы спросите: да что случилось? Живет в городе Днепропетровске автор, пишущий под псевдонимом Ульяна Гамаюн. Эта Ульяна уже успела засветиться в окололитературных кругах, получив премию «Неформат», а буквально на днях стала лауреатом премии Белкина, присуждаемой за лучшую повесть года. И все бы ничего, но на следующий же день первый секретарь правления Союза российских писателей Светлана Василенко опубликовала у себя в блоге эпистолу, смысл которой вполне сводился к мультипликационному «эта Ульянка хуже кырасину», а премию, мол, дали неправильно и не тому. Награжденный автор эпистолу прочла, расстроилась — и отказалась от премии.
Все.
И тут я понял, что писать об этом мне все равно придется. Не об этом конкретно скандале, конечно, а о крайне печальной тенденции. Ну в самом деле, как вы думаете, какому проценту читателей всех этих изданий интересен этот скандал? У Ульяны Гамаюн вышла одна-единственная книжка — «Ключ к полям», тиражом 5 тысяч экземпляров, который до сих пор не распродан. Премия Белкина тоже ни разу не Нобелевская: материальная ее составляющая – пять тысяч долларов; нематериальные активы, подозреваю, еще незначительнее. Даже я, если честно, расстреляй – не вспомню, кому ее дали в прошлом году, хотя по должности положено знать.
Так стоит ли брошенный камешек разошедшихся по воде кругов?
Если вы думаете, что это единичный случай, – спешу разубедить. Это типичный случай. До сих пор, например, не стихла канонада страшного скандала, возникшего после того, как великий и ужасный критик Виктор Топоров обидел статьей поэта Бориса Херсонского. Вот вы читали Бориса Херсонского? А дело до телевизора дошло: смотрите в «Школе злословия» страшную правду о внутриеврейском антисемитизме.
Я, прикидывая, когда же мы до мышей додеремся, честно пытался понять причины подобного нездорового возбуждения. Потом сдался и спросил у знакомого литературного критика прямым текстом. И получил столь же прямой ответ: «Послушай, у нас одна из самых скучных отраслей по части всякого «оживляжа». Ни тебе скандалов, ни интересных технологий раскрутки. А тут шоу. Прикольно».
Я чуть не поперхнулся, честное слово. Это наша литературная тусовка-то скучна на скандалы?
Да если бы в Англии на постцеремониальном фуршете церемонии вручения премии «Букер» один из финалистов шорт-листа зарядил бы по лицу одному из ведущих литературных критиков страны, а растаскивал их многократный номинант и лауреат главных литературных премий страны – наутро это было бы аршинными буквами на первых страницах всех таблоидов Альбиона. Если бы первый лауреат главной литературной премии страны и ответсек премии, входящей в первую тройку, почти неделю обменивались перед многотысячной аудиторией репликами вроде «ты был зачат и вылез через ж*пу --говно не входит в мир другим путем»…. Если бы два автора бестселлеров столь же публично много часов подряд оживленно обсуждали виды и способы насильственных сексуальных соитий, которым они подвергнут друг друга при встрече… Если бы известный всей стране писатель, поэт, критик, радио- и телеведущий бегал по Америке за обидевшим его критиком с ведром, извините, дерьма…
Вы скажете, стоп-стоп-стоп, все понятно, но почему про это никто не пишет? Зачем вы нам подсовываете вместо этого триумфа духа свободных людей высосанные из пальца микроскандалы?
А я отвечу – да что вы, как можно. Все же приличные люди, служители великой русской литературы!
Эти скандалы непечатные, их обсуждать не принято. Да и что там обсуждать? Ни эрудицией не блеснешь, ни о тенденциях не порассуждаешь. Вот и хватаются за все, что хоть в какой-то степени comme il faut.
Но, если совсем честно, об этом не пишут еще и потому, что и так все всё знают.
Окололитературная тусовка у нас в стране – крайне тесное и очень немногочисленное образование. Если считать только активные штыки, дай бог, чтобы пару сотен человек набралось.
Все друг друга знают, созваниваются и приятельствуют – ну зачем сор из избы выносить?
И тут я вспомнил еще один недавний скандал. Один непризнанный писатель, но вполне успешный предприниматель опубликовал открытое письмо, где рассуждал о том, что платные литературные рецензии – вещь обыденная и крайне прогрессивная, а также требовал от главного редактора вернуть ему уже заплаченные 500 тысяч рублей либо рецензиями, либо деньгами. В одном из многочисленных откликов известный критик рассуждала о книжной коррупции как таковой и между делом сообщила, что рецензии в известных изданиях изрядно повышают продажи книг.
А я прочитал и задумался.
Действительно, ведь еще в конце девяностых – начале нулевых и книжные обозреватели, и функционеры литературных премий постоянно плакались, что слово их никак не отзовется. Сколько ни пиши критических статей, сколько ни присуждай «Букера» высокой литературе, на продажи это не влияет никак. А в последние годы все ходят довольные: не успела книжка в газете засветиться или премию получить – тут же реальный всплеск продаж. Короткий, да, но весьма ощутимый.
Вот только радоваться здесь нечему — здесь рыдать надо.
Потому как прогресс этот случился вовсе не из-за того, что мана печатного слова и экспертного заключения возросла многократно. Просто издательский бизнес уверенно движется в том же направлении – к мышам. В силу разных причин из года в год количество людей, читающих художественную литературу, у нас не падает даже – рушится. Недавние потребители Дарьи Донцовой и Даниила Корецкого обваливаются слоями. Средние книжные тиражи упали до таких размеров, что немногочисленная, но стойкая в своих пристрастиях категория любителей «высокой» прозы неожиданно приобрела изрядную влиятельность. В качестве примера, книжная версия мемуаров Лилианны Лунгиной «Подстрочник» стала бестселлером и уже который месяц подряд возглавляет топ самых продаваемых нехудожественных книг в твердой обложке. Знаете, сколько экземпляров было продано за эти месяцы?
Десять тысяч.
Издатель нынче по зернышку клюет, а преданные адепты высокой литературы хоть пару тысяч, но с рынка унесут с гарантией. И вот уже мастера современной прозы, которых раньше издательские монстры за женским романом и детективами в упор не замечали, ныне практически поголовно перекуплены крупнейшими издательствами страны.
Назовем вещи своими именами: литература сегодня усыхает почище шагреневой кожи. Я не буду предрекать грядущего впадения в ничтожество – оно уже произошло. Тиражи практически стабилизировались – три-пять тысяч экземпляров при почти двухсотмиллионной аудитории потенциальных читателей.
Чтение стало хобби в полном смысле этого слова, маргинальным увлечением немногочисленных фанов.
Все, все, кончено все – правильно пел Юра Шатунов. А что литературу в школе проходят, так там и геометрию изучают. Вы много знаете любителей посидеть на досуге над какой-нибудь теоремой?
Поэтому удивляться мелочности наших полемик не приходится. Подозреваю, что у эсперантистов и кролиководов тоже случаются скандалы. И страсти там кипят не меньшие. А что по телевизору о них не сообщают, так и мы там больше по привычке: не опомнились там еще.
