Понятие пропаганды обрело негативный смысл только в прошлом веке, хотя возникло давно. В 1622 году в Ватикане была создана новая Конгрегация распространения (от лат. propaganda) веры, которая занималась миссионерством в некатолических странах.
После Французской революции понятие секуляризировалось, стало употребляться в политике, и в нем появилось отрицательное звучание, поскольку политики нередко распространяли нужные взгляды путем обмана. Но поистине устрашающий смысл оно получило в эпоху тоталитарных режимов. С помощью пропаганды те не только оправдывали свои бесчеловечные деяния, но восхваляли их как осуществление высоких идеалов. И экстатические массы принимали это на ура. Более того, сами жертвы произвола признавались в таких жутких злодействах, что происходившее не укладывалось в рамки здравого смысла.
Одним из первых этот феномен попытался объяснить Артур Кестлер в романе «Тьма в полдень». Арестованный большевик Рубашов полностью признал свою вину перед народом. Прибегнув к психологическому и физическому насилию, тюремщики убедили его, что это последняя жертва, которую он, как верный партиец, должен принести на алтарь светлого будущего. Возможно, Кестлер, сам разуверившийся левак, несколько романтизировал ситуацию, и реальные прототипы его героя – Бухарин, Пятаков и Радек – просто цеплялись за жизнь. А публика с восторгом принимала их самооговор за чистую монету.
Но со стороны московские процессы выглядели как раз как массовое помрачение умов.
Сам термин «промывание мозгов» возник несколько позже, в маоистском Китае. И, подобно пропаганде, был заимствован из религиозного лексикона. В даосизме существовала идея очищения (промывания) ума перед совершением ритуала. Вот китайские коммунисты не без юмора и назвали так перевоспитание «отсталых» граждан в нужном духе. Причем принудительным образом.
На Западе о промывании мозгов заговорили во время Корейской войны, когда некоторые из оказавшихся в плену американцев стали обвинять США во всех смертных грехах (вроде использования биологического оружия), а некоторые и вовсе отказались возвращаться в цитадель мирового империализма. Однако со временем выяснилось, что мозги промыли плохо: благополучно вырвавшись из плена, почти все несчастные вернулись к прежним взглядам и вспоминали случившееся как дурной сон.
Тем не менее все это произвело такое впечатление на американскую публику, что Голливуд снял триллер «Кандидат от Манчжурии», где вернувшийся из плена герой под влиянием коммунистического гипноза покушается на политическое убийство. С тех пор сюжет с промытыми мозгами прочно вошел в репертуар кинематографа и арсенал конспирологии.
Однако профессиональные психологи отнеслись к нему более скептически. Опираясь на данные, полученные в ходе Корейской войны, Роберт Лифтон разработал концепцию «реформирования мышления», в которой утверждал, что путем психологических манипуляций, прежде всего чередования угроз и поблажек, можно заставить заключенного сменить взгляды, но ненадолго.
Когда прессинг заканчивается, жертва худо-бедно возвращается к себе прежнему. А с последствиями травмы ему помогает справиться психологическая реабилитация.
К сходным результатам пришел и коллега Лифтона – Эдгар Шайн, назвав это явление «принудительным убеждением». Из этих работ становится ясно, что можно сломить волю человека, но заставить его переменить взгляды гораздо сложнее, разве что постоянно держа в состоянии страха и подчинения.
Казалось бы, эти выводы противоречат нашему опыту выхода из тоталитаризма: хотя культ личности был официально осужден, многие так и остались убежденными сталинистами, до самой смерти храня верность своему божеству.
Разгадка заключается в том, что никто их не убеждал принять эту веру, они сделали это совершенно добровольно, что называется, от чистого сердца.
Советская пропаганда не промывала мозги народным массам, она ловко играла на их инстинктах и предрассудках, поощряя фанатизм и наделяя его аурой законности. «Принудительному убеждению» подвергали тех, кого власть считала врагами, как это и описал Кестлер в своем знаменитом романе.
В этом и заключается основное различие между пропагандой и контролем над умами.
Первая работает с уже имеющимся в сознании материалом, второй пытается внедрить в него кардинально новые вещи.
Для этого надо не просто воздействовать на психику, но подчинять ее силком, не давая освободиться от принуждения.
То, что мы видим сейчас, – это использование проверенных методов советской пропаганды. Изменился только материал, с которым она работает. Прежде это была коммунистическая идеология, сулящая господство над миром, теперь — мечты о былом, для реализации которых необходимо возвращение державной мощи. Эти взгляды принимаются большинством населения совершенно добровольно, и телевидение лишь закрепляет их. Как инструмент пропаганды оно гораздо эффективнее своих предшественников. Когда на зрителя обрушиваются потоки специально подобранной информации, облеченные в визуальные образы, он редко успевает их осмыслить и легко принимает на веру.
Однако до контроля над умами нынче далеко. Об этом свидетельствует наличие меньшинства, которое упорно думает иначе. Для того чтобы склонить его на свою сторону, власти нужно достичь такого уровня несвободы, при котором тайные и явные страхи окончательно раздавят волю к сопротивлению. Как это случилось с оруэлловским героем Уинстоном, которого таки принудили полюбить Старшего Брата.
Но нынешним властям это совершенно ни к чему. Им хватает добровольной любви большинства.