Последний опрос Левада-центра на религиозную тему вызвал небольшую сенсацию. Социологи выяснили, что всего за три года число православных в России сократилось с 80 до 74 процентов, тогда как мусульман, напротив, возросло с 4 до 7. А тут еще американская разведка напророчила нам к 2030 году полную исламизацию. Публика переполошилась, чужая разведка недоглядела, исламизация происходит прямо на глазах.
%Но публика не туда смотрит. В опросе Левада-центра должны пугать не цифры падения числа православных и роста мусульман. Они в нем не главное. Есть там гораздо более тревожные вещи, но они совсем не новы.
Мы что, раньше не знали, что большинство людей заходят в церковь для того, чтобы поставить свечку и помолиться (33%) или посетить крестины, венчание и отпевание (29%)? А меньше всего, чтобы принять участие в литургии (11%) или исповедоваться и причаститься (7%)? Конечно, знали. Об этом недвусмысленно свидетельствовали многочисленные социологические опросы. Всем, включая и церковное начальство, давно понятно, что для большинства российского населения православие — это способ национальной идентификации. Однако начальство делает из этого сугубо позитивные выводы. Во-первых, такое количество православных производит солидное впечатление. Во-вторых, пооботрутся «захожане» в церкви, подучатся да и превратятся в настоящих прихожан. Поэтому формулу «русский — значит православный» надо поддержать. Но напрашиваются и негативные выводы.
Когда вера становится одним из атрибутов национальной принадлежности, она широко открывает двери национализму, а то и откровенной ксенофобии.
В условиях многонациональной страны это вовсе не безопасно. Разговоры о том, что православный не то что инородца, мухи не обидит, потому что у него мир в душе, выеденного яйца не стоят. Какой он православный, если заходит в храм раз в год поставить свечку? Зато о своем национальном превосходстве помнит отлично. И при случае с удовольствием напомнит окружающим.
Число таких случаев растет вместе с ростом мусульманского населения, у которого все в порядке с демографией. Но дело не столько в демографии, сколько в том, кто эти мусульмане? Православное начальство предпочитает считать свою паству по национальному признаку, поскольку это придает ему вес. Ровно такой же логикой руководствуется и начальство мусульманское с той разницей, что опирается на этнический признак, поскольку ислам полиэтничен. Ему важно доказать, что мусульман много и поэтому они нуждаются в особом отношении. Все остальное не имеет значения. К сожалению, опрос Левада-центра не снабдил нас данными о том, как они практикуют свою веру, но какое-то представление об этом можно получить из других исследований. Социологи из службы «Среда», к примеру, сравнили, как часто молятся российские верующие разных религий и конфессий. Выяснилось, что каждый день этим занимаются, по их собственному утверждению, 17% православных и 25% мусульман. Последние обнаруживают больше рвения, но намного ли? Чтобы усомниться в этом, достаточно посмотреть на настоящих чемпионов молитвы — протестантов. Среди них каждый день молятся вдвое больше верующих. Как бы то ни было, умиротворяющая сила молитвы мало проявляет себя в поведении мусульман. Сколько бы исламские лидеры ни убеждали нас в обратном, мол, мусульманин тише воды и ниже травы, то, что мы видим и слышим, этому явно противоречит. Я не имею в виду исламский экстремизм, это разговор отдельный. Самая обычная жизнь не радует нас примерами исламского миролюбия.
Очевидно, что этническим мусульманам, как и православным националистам, их религиозная принадлежность внушает лишь дополнительное чувство превосходства над теми, кому не выпала такая удача. С соответствующим отношением к неудачникам.
Таким образом, мы имеем две религии, лидеры которых любят рассуждать о своей колоссальной миротворческой роли, а на деле педалируют у паствы сознание национального и этнического превосходства. В такой стране, как Россия, это все равно, что держать зажженную свечу в пороховом погребе. Угроза уже обретает видимые формы в тех местах, где люди разного происхождения живут бок о бок друг с другом. Взять ту же Москву. Каждый раз празднование Курбан-байрама вызывает массу негодования среди столичной публики. Раздражают пробки вокруг мечетей, обычай заклания баранов кажется средневековым варварством. Такое же негодование поднимается, когда мусульмане объявляют об очередных планах строительства мечети в том или ином районе столицы. Планы принимаются в штыки местным жителями, которые жалуются, что их спокойной жизни будут мешать чужие люди с их дикими нравами. Пусть едут в свой аул и там баранов режут. В ответ они слышат, что русские крайне нечистоплотны и непорядочны, а только пьют водку и бездельничают.
Подобные распри воскрешают в памяти не страшные религиозные войны прошлого, а коммуналки советского образца, когда тесное и убогое житье порождало бесконечные склоки.
Коммуналки расселили, и страстей поубавилось. Если нет фанатичного религиозного противостояния, бытовой конфликт всегда можно разрешить с помощью рациональных аргументов. Но когда на место религиозных разногласий приходят национальные, тут рациональные аргументы тоже бессильны. В любом случае вряд ли их смогут найти пастыри, которые сделали ставку на национальную и этническую исключительность своей паствы.
Казалось бы, в такой ситуации примиренческую роль бесстрастного арбитра могло бы взять на себя светское государство. По Конституции оно у нас есть, а в реальности? В реальности эту роль время от времени пытаются исполнить муниципальные власти. Иногда у них даже получается. Но наверху играют в совсем другие игры. Там выбирают одну религию — православие — и возлагают на нее ответственность за идеологию. А из другой — ислама — пытаются сделать послушного зама по региональным вопросам. И вот из этого уже не выходит ничего. ЦРУ ошиблось, нам не грозит исламизация. Впрочем, «православизация» тоже нас не ждет. Впереди, судя по всему, безудержный рост разногласий на национально-этнической почве. Советская коммуналка, разросшаяся до размеров страны.