Оглашая приговор, судья Сырова с особым нажимом повторяла, что Толоконникову, Алехину и Самуцевич сажают на два года в колонию вовсе не за оппозиционную деятельность, не за клип с нападками на Путина и патриарха, а только за сорокасекундную пляску в ХХС, во время которой, как специально подчеркнула судья, «не была упомянута фамилия ни одного из политиков».
Процесс в Хамовническом суде сам по себе заслуживает даже и не клипа, а целого документального фильма со своими агрессивно-послушными косноязычными «потерпевшими», с объявлением феминизма антиконституционной идеологией и с опорой на экспертизу, оперирующую решениями византийских церковных соборов позапрошлого тысячелетия.
Но причина осуждения Pussy Riot вовсе не выходка в полупустом храме, мгновенно прекращенная по требованию охраны и не повлекшая за собой даже полицейского протокола. Причина их судебного преследования именно
клип, который не подпадал ни под какую статью, но уж никак не мог понравиться ни президенту Путину, ни патриарху Кириллу и к тому же собрал чуть не два миллиона просмотров.
Не сумев найти более благообразного предлога, чем кара за богохульство, власти разом свели счеты и за все предыдущие акции Pussy Riot, и за выступления группы «Война», и за новосибирские «монстрации», и вообще за все перформансы, флешмобы и хэппенинги с оппозиционной окраской.
С самого начала придав этому суду особую огласку и предельно скандальный характер, власти выставили самих себя на суд мировой и российской общественности, надеясь, видимо, набрать очки если не у всех, так хотя бы у самой темной и внушаемой части своих избирателей.
Что касается мирового резонанса, то проигрыш хотя, видимо, и предполагался, но явно превзошел все ожидания и к тому же не был уравновешен поддержкой собственной интеллигенции. Дело не только в том, что в распоряжении Кремля нет людей, даже и отдаленно сравнимых по всемирной известности с Полом Маккартни или Мадонной. Но и собственные звезды, воспринимавшиеся как давно и прочно прикормленные, в большинстве уклонились от акций солидарности с организаторами расправы, а то и прямо призвали прекратить позор.
Организованные для противовеса контрвоззвания, малограмотные и брызжущие ненавистью, подписаны, за несколькими исключениями, никому не ведомыми и не нужными маргиналами.
Непредусмотренной, видимо, неприятностью оказался и прямой внешнеполитический ущерб. Ведь протесты довольно широко охватили и политическую элиту западных стран. А это уже конкретное огорчение. Российские власти привыкли все переводить на деньги, а ведь любое ухудшение отношений конвертируется в материальный ущерб. Плата за удовольствие укатать в колонию трех девчонок-феминисток оказалась неожиданно высокой.
Причем ожидавшийся всплеск домашней популярности пока вовсе не заметен. Индексы доверия к первым лицам сейчас так же низки, как и в кризисном декабре прошлого года. Что же до общественного резонанса, то опрос, проведенный накануне вынесения приговора, показал широкое распространение антипатий к устроительницам «панк-молебна», но не выявил даже и малейшего прилива уважения к официальной судебной машине.
Отвечая на вопрос Левада-центра, изменилось ли их доверие к российской судебной системе после процесса над Pussy Riot, 55% опрошенных ответили, что оно никак не изменилось, 5% — что их доверие выросло, 9% — что оно понизилось, а 12% — что его как не было, так и нет.
Потерпев явное политическое поражение буквально по всем пунктам, власти показали одновременно, что ради усмирения оппозиции они готовы сейчас к любым подтасовкам и к любым фальсифицированным судебным процессам, в каком бы нелепом виде эти мероприятия их ни выставляли.
Если общество согласится это терпеть, то сначала критиков системы, а потом и любых попавшихся под руку людей примутся сажать как «кощунников» и «кощунниц», как расхитителей сокровищ партии «Единая Россия», как вышедших на несанкционированную прогулку, как надевших не то, что предписано, и под любыми прочими предлогами, которые будут по мере надобности изобретаться один за другим.
Дело Толоконниковой, Алехиной и Самуцевич не закончено, а только начинается. Это тест на терпимость к произволу. И только само общество может положить конец беззаконию, закамуфлированному под правосудие.