В Москве за последние пару месяцев произошло два кровавых события, связанных с исламом. К счастью, первое из них «кровавым» можно назвать лишь в переносном смысле. Адвокат Дагир Хасавов пригрозил, что, если для его единоверцев в России не введут суды шариата, это приведет к кровопролитию. Зато второе событие оказалось действительно кровавым. Неизвестный исполосовал ножом радиоведущего Сергея Асланяна, сравнившего в прямом эфире пророка Мухаммеда с бизнесменом. При этом, со слов пострадавшего, приговаривал, что тот не любит Аллаха. Как это у нас обычно случается, начались разговоры о заговорах и провокациях. Кто с кем сговорился и кто кого спровоцировал, разобраться было практически невозможно. Особенно впечатляла версия о том, что исламофил Хасавов и исламофоб Асланян в действительности работают на одного хозяина. Оставалось предположить, что имя ему Сатана. Или Шайтан — это уж кому как нравится.
Между тем вся эта конспирологическая вакханалия только мешает разглядеть смысл происходящего. А он достаточно прост.
В стране не существует никакой внятной политики гражданской интеграции мусульман в российское общество.
Приступы конспирологии сменяются благодушными разговорами о том, что у нас и так все хорошо. Мы с нашими мусульманами уже не одно столетие вместе, притерлись друг к другу, поэтому те ужасы, которые происходят в Европе, обойдут нас стороной. Действительно тамошние мусульмане в отличие от наших — в массе своей новые эмигранты, сравнительно недавно после распада колониальной системы осевшие в Европе. Им трудно преодолеть свою инакость. Вдобавок исламская религиозная идентичность в последние годы усиливается и оттесняет гражданскую на второй план. Радикальный исламизм ловко просачивается в образовавшийся зазор и вот молодой араб, родившийся уже во Франции или Великобритании, начинает ощущать себя не французом или британцем, а мусульманином, который должен бороться против враждебного Запада. Проблема, однако, в том, что
усиление исламской идентичности вовсе не ограничивается Европой, этот процесс невооруженным глазом заметен и у нас. Речи адвоката Хасавова и защита репутации пророка с помощью ножа — его симптомы.
И есть все основания предполагать, что они будут множиться. Но если в Европе эти вещи понимают и противопоставляют им осознанную политику гражданской интеграции мусульман (насколько она бывает удачна — другой разговор), у нас предаются воспоминаниям о заветах доброго сосуществования, оставленных еще императрицей Екатериной. И в результате те преимущества, которые даровала нам история, улетучиваются.
Существуют два главных типа интеграционной политики — французский и британский, и они сильно отличаются друг от друга. Французы действуют решительно. В 2004 году они приняли закон о запрете ношения религиозных символов в государственных учебных заведениях. Прежде всего это коснулось мусульманок: крест можно спрятать под рубашку, и никто его не увидит, а хиджаб надо снимать. Закон вызвал протесты французских мусульман, но далеко не всех. Многие согласились, что идея светскости — одна из ключевых в политической жизни страны — не так уж плоха. Да, публичное пространство закрыто для подчеркнутых проявлений религиозности, но зато оно нейтрально, а значит, в идеале, позволяет общаться на равных. Все вначале французы, а уже потом мусульмане, христиане, иудеи.
Примечательно, что российские мусульмане отнеслись к французским запретам хуже французских. И понятно почему. По Конституции наше государство светское, и все так называемые традиционные религии пользуются равными правами. Но
мусульмане не без основания боятся, что одни из них «равнее других». Да и все мы прекрасно понимаем, что если бы кому-то вдруг пришло в голову запретить мусульманские платки в школах, то на православные кресты посягнули бы вряд ли.
Британская модель строится на других принципах. Это идея мультикультурного общества, в котором религиозным общинам не мешают развивать свою культуру. Но они обязаны находить общий язык не только между собой, но и с государством. То есть все должны идти навстречу друг другу. К примеру, принятие решений о ношение религиозных символов в школе в 2007 году было делегировано школьной администрации. Посчитали, что на местах виднее, какую реакцию вызывает вид хиджаба или сикхского тюрбана. Если это воспитывает у одних уважение к другим, на них непохожим и гордящимся этим, тогда носите на здоровье. Если же ведет к изоляции религиозных меньшинств и, упаси бог, конфликтам, тогда не стоит.
Конечно, эта модель предполагает умение договариваться и искать компромиссы. У французов не возникает вопросов, что такое быть французом, принцип светскости говорит об этом в лоб: вначале гражданин, потом верующий. В Британии граница между религиозной идентичностью и идентичностью королевского подданного лишена такой определенности. Каждый раз она как бы устанавливается заново в зависимости от тех или иных обстоятельств. Нетрудно представить себе, какие проблемы вызвала бы эта модель в России, где способность к компромиссам рассматривается как проявление слабости. А толерантность для многих чуть ли не бранное слово, и в ее проявлениях сначала пытаются найти злой умысел.
Но никто не принуждает Россию слепо копировать западные образцы. Ее подход может быть вполне оригинальным. Беда в том, что его вообще нет, ни собственного, ни заимствованного. И это имеет свое объяснение. При всей разнице французской, британской да и любой иной цивилизованной политики интеграции мусульман и других религиозных меньшинств есть одна черта, которая их безусловно объединяет. Это наличие беспристрастного арбитра, которому доверяют все участники процесса. Именно
религиозная нейтральность государства (в Британии государственный статус англиканства давно уже имеет столь же символический характер, как монархия) делает его гарантом равных религиозных прав всем своим гражданам. В России о таком нейтралитете говорить не приходится.
Он существует только на бумаге, тогда как в реальности религии и конфессии наперегонки добиваются преференций от власти. Не удивительно, что в этой гонке без правил они не доверяют ни государству, ни друг другу. Даже православие — признанный фаворит забега — является заложником ситуации. Что уж говорить об остальных. Власть не желает связывать себе руки, отказываясь от удобного инструмента давления. Пока существует эта проблема, ни о какой гражданской интеграции мусульман, основанной на доверии, не может быть и речи. И мировой процесс радикализации ислама не будет встречать у нас никаких препятствий.