Подписывайтесь на Газету.Ru в Telegram Публикуем там только самое важное и интересное!
Новые комментарии +

Принуждение к эволюции

Сегодня имеем 7 партий, но шансы трех на попадание в законодательные органы власти сильно ниже, чем прежде

Дальнейшее сокращение числа партий в планы Кремля, вероятно, не входит: нужно сохранять видимость многопартийности. Но процесс исчезновения партий не остановить предлагаемыми властями искусственными мерами.

Одним из наиболее настойчиво внедряемых в наше сознание мифов является утверждение о том, что в предшествующие пять лет произошло укрепление российской партийной системы. Отголоски этого мифа можно разглядеть и в недавнем послании президента Федеральному собранию. В нем

Дмитрий Медведев отметил, что «многопартийная система в Российской Федерации в целом сложилась», а партии «окрепли в борьбе за голоса избирателей, завоевали их доверие, стали по-настоящему массовыми». Однако верят ли сами власти в такие утверждения?

Если бы так было на самом деле, президенту не пришлось бы в том же послании предлагать всяческие меры, чтобы дать возможность партиям хоть как-то обозначить свое присутствие в политическом пространстве. Например, чтобы органы законодательной власти всех уровней как минимум одно заседание в году посвящали заслушиванию и обсуждению сообщений и предложений партий, не представленных в законодательных органах, чтобы этим партиям была гарантирована возможность постоянного участия в работе Центральной и региональных избирательных комиссий.

На самом деле то, что происходило в 2005–2008 годах, «укреплением партийной системы» назвать нельзя. Можно, с определенными оговорками, называть этот процесс «укрупнением» партий, причем принудительным – через специфическим образом проведенную селекцию. С одной стороны, формальная логика в укрупнении была: множество небольших партий, конкурируя между собой, растаскивали голоса избирателей, в результате их избиратели оказывались не представленными в парламенте. По этой логике следовало добиться объединения большого числа мелких партий в более крупные, которые могли бы лучше обеспечить представительство интересов различных групп избирателей.

На достижение данной цели были направлены (во всяком случае, на словах) такие меры, как повышение планки численности партий с 10 до 50 тысяч членов, повышение заградительного барьера с 5 до 7%, повышение с 2 до 3% планки, при недостижении которой партии обязаны возместить СМИ стоимость «бесплатного» эфирного времени и «бесплатной» печатной площади, а также отмена избирательных блоков. Первые три меры, действительно, с точки зрения примитивной логики, должны были способствовать укрупнению партий. С отменой блоков сложнее, поскольку строительство блоков – это как раз был путь постепенного укрупнения партий. Но наши «политические инженеры», вероятно, хотели не постепенного, а быстрого укрупнения. Впрочем, они при этом почему-то не сделали самого очевидного шага: не прописали в законе о партиях механизма их объединения. Тем не менее,

на первый взгляд, цель достигнута: вместо 46 партий действуют только семь. Но это на первый взгляд. Иными словами, сокращение числа партий действительно произошло. Но произошло ли при этом укрепление партийной системы?

Вернемся к нашей отправной посылке. Исходя из нее мы должны предполагать, что сокращение числа партий должно привести к улучшению результатов в тех политических нишах, где это сокращение было наиболее существенно. Давайте проверим.

Самое большое сокращение произошло в левоцентристской части политического спектра. Партия «Справедливая Россия» возникла (не формально, а, скорее, декларативно) в результате объединения трех партий – «Родины», Российской партии пенсионеров и Российской партии жизни. Почти сразу же к ним присоединились Народная партия РФ и Социалистическая единая партия России. А после выборов в Государственную думу добавились Партия социальной справедливости и Российская экологическая партия «Зеленые».

Предшественники «Справедливой России» на выборах в Государственную думу 2003 года (блоки «Родина», «Российская партия пенсионеров и Партия социальной справедливости», «Партия возрождения России – Российская партия жизни» и Народная партия РФ) в сумме получили 15,2% голосов избирателей. «Справедливая Россия» на выборах 2007 года довольствовалась лишь 7,7%, то есть получила даже меньше, чем один блок «Родина» в 2003 году (9,0%). То же самое можно наблюдать и на региональных выборах. Особенно наглядно это видно по тем регионам, где выборы проходили с небольшим интервалом. Так, в Свердловской области в октябре 2006 года Российская партия пенсионеров, Российская партия жизни и партия «Родина» в сумме набрали 32,7% голосов. А в марте 2008 года «Справедливая Россия» там не сумела даже преодолеть заградительный барьер, получив всего 6,3%. В Ивановской области партия «Родина» и Российская партия пенсионеров в декабре 2005 года в сумме получили 20,1%, а «Справедливая Россия» в марте 2008 года – только 10,3%.

Относительно либеральной ниши пока еще рано делать окончательные выводы, однако низкие результаты «Правого дела» в октябре 2009 года в Тульской области и Республике Марий Эл (1,9 и 2,2% соответственно) дают мало оснований для оптимизма. Да и результат партии «Яблоко» в Москве (4,7% по сравнению с 11,1% в 2005 году) вкупе с ее неучастием во всех остальных региональных кампаниях 2008–2009 годов не свидетельствует об укреплении этой партии.

К аналогичным выводам можно прийти и анализируя общую картину. Посмотрим для начала на выборы в Государственную думу. В таблице показано, какие результаты получали на этих выборах партии в зависимости от занятого ими места. Как хорошо видно, почти двукратное сокращение числа участников выборов в 2003 году по сравнению с 1995 годом мало повлияло на результаты партий, занявших места со второго по седьмое, весь «бонус» достался партии-лидеру. Зато двукратное сокращение числа участников выборов в 2007 году по сравнению с 2003 годом привело к снижению результатов всех партий, кроме лидера, причем особенно резким оно было для партий, занявших места с пятого по седьмое. Иными словами, конкурентов становится меньше, но результаты «средних» и «малых» партий от этого почему-то только ухудшаются.

То же самое можно видеть и на региональных выборах.

До «укрупнения» 7%-ную черту неоднократно преодолевали пять партий и даже иногда шесть (Архангельская и Курганская области в 2004 году, Рязанская область в 2005 году, Республика Алтай в 2006 году, Самарская область в 2007 году). А уж преодоление 7%-ного барьера четырьмя партиями было правилом с редкими исключениями.

В октябре 2009 года из трех субъектов РФ, где проходили региональные выборы, в двух 7%-ный барьер преодолели только три партии, а в одном – всего лишь две.

Политологи, близкие к «Единой России», после каждых выборов спешат заявить, что проигравшие партии «сами виноваты». Но так можно говорить, когда это касается одной–двух партий. Если же «виноватыми» оказываются все оппозиционные партии, необходимо признать, что налицо системные дефекты.

В итоге мы сегодня имеем семь партий, но шансы трех на попадание в законодательные органы власти крайне низки – значительно ниже, чем прежде. Эти три партии балансируют на грани исчезновения. И в обоих посланиях Медведева между строк ощущается потребность бросить им спасательный круг. Как, впрочем, и партиям номер три и четыре (ЛДПР и «Справедливой России»), чье положение тоже ухудшается. Видимо, дальнейшее сокращение числа партий в планы Кремля не входит: должна же сохраняться какая-то видимость многопартийности. Но предлагаемые меры слишком слабые, чтобы изменить наметившиеся тенденции.

Почему же меры, направленные на укрупнение партий, не привели к их укреплению? В первую очередь потому, что это были искусственные меры. В России, так же как и во многих иных странах, переживавших ранее политические трансформации, уже шел естественный процесс укрупнения партий, и его совсем не нужно было форсировать.

Как раз при сохранении института избирательных блоков и при наличии удобного законодательно установленного механизма объединения партий мы сегодня могли бы иметь гораздо более сильную партийную систему.

Во-вторых, законодательные меры, перечисленные в начале этой статьи, на самом деле не были главным фактором, повлиявшим на кардинальное сокращение числа партий. Вспомним, что в 2006 году около 30 партий достигли (по крайней мере, на бумаге) требуемой 50-тысячной численности. Но затем была жесточайшая, без какого-либо регламента, но с привлечением милиции, проверка Росрегистрации, которая привела к ликвидации сразу 16 партий. После чего «укрупнение» продолжилось опять-таки административными методами. Общеизвестно, что создание и «Справедливой России», и «Правого дела» – кремлевские проекты.

При этом продолжали действовать и усиливаться другие факторы, не способствующие укреплению партий – контроль за их деятельностью и финансированием со стороны администраций, принуждение представителей региональных и местных элит к вступлению в «Единую Россию», а также жесточайшее использование на выборах административного ресурса вплоть до прямых фальсификаций. В то же время не принималось тех мер, которые способны вести к созданию реальных предпосылок для развития и укрепления партий – в первую очередь, усиление властных и контрольных полномочий представительных органов власти, которые для партий являются главной площадкой деятельности.

Есть китайская притча про крестьянина, который, желая ускорить прорастание риса, тянул руками ростки вверх. Понятно, что из этого вышло. Наши «политические инженеры» очень похожи на этого крестьянина.

Принудительная эволюция уничтожила процесс естественного отбора, заменив борьбу за реальную поддержку различных социальных групп граждан фактическим назначением тех или иных партий в качестве символических представителей определенных интересов, причем процесс отбора проходил по известным только чиновникам критериям. А между тем внутривидовая конкуренция не менее важна для конкурентоспособности, чем межвидовая.

Сократив конкуренцию внутри принудительно установленного перечня разрешенных «электоральных ниш» и формально привязав к ним партии, инициаторы укрупнения тем самым искусственно лишили партии стимулов на эти группы избирателей ориентироваться.

Это один из примеров того, как конкуренция стимулирует эффективность и инновации, а монополизм – деградацию и застой.

Впрочем, все эти рассуждения основаны на предположении, что они «хотели как лучше». Но есть вполне резонные основания предполагать, что цель была иная – «укрепить» не все партии, а только одну. И именно эта цель и была в основном достигнута. Если, конечно, под «укреплением» понимать получение 91% мандатов на выборах в Думу региона, когда-то считавшегося демократическим, а не создание полноценной политической партии.

Аркадий Любарев — эксперт ассоциации «ГОЛОС», координатор Московского центра Межрегиональной электоральной сети поддержки.

Александр Кынев — руководитель региональных программ Фонда развития информационной политики.

Новости и материалы
В США 14 оленей сбежали из частного зоопарка
Петербургский парк, где девушка поскользнулась и проломила череп, посыпали песком
Запрет алкоголя на футбольных матчах в России назвали большим минусом
В Самарской области произошел пожар в банном комплексе
Мезенцев назвал просьбу Лукашенко о размещении «Орешника» сигналом Западу
Медведчук назвал главную цель Зеленского на Украине
Российский педиатр назвала родителей, вызывающих врача на дом, «тупыми мамашами»
Российские пожарные благодаря ребенку спасли из огня шесть человек
В Томской области школьник попал в больницу после попытки повторить трюк из соцсетей
Форвард «Спартака»: РПЛ сложнее чемпионата Нидерландов
Hyundai раскрыл внешность нового поколения кроссовера Palisade
Сын Куклачева рассказал о его состоянии после инфаркта
Школьница нашла в Израиле египетский амулет возрастом 3500 лет
Стало известно о вероятной встрече Зеленского и Трампа
Губернатор рассказал о состоянии детей, пострадавших в краснодарской школе
Сирийский город Дейр-эз-Зор перешел под контроль курдских сил
В МИД России заявили о стремлении не допустить конфликта с НАТО
Раскрыта причина громких неудач «Локомотива»
Все новости