Рынок акций — как древний бог ацтеков, чьи намерения неисповедимы. Рынок падает и растет, рушится и прыгает до небес, и никто не понимает причин. Чтобы умиротворить божество, можно делать жертвоприношения — например, отдать ему свои сбережения. Об этом позаботятся младшие жрецы — сборщики пожертвований в лице менеджеров и банковских кассиров. Но главный ритуал происходит у подножия пирамиды и вершится главными жрецами, Полсонами и Бернанке, которые вырывают из груди жертв сердце и сбрасывают тела со ступеней. Не все могут принять участие в церемонии, и приходится следить за ней из дома, через виртуальные ритуалы, проводимые более или менее толковыми богословами, с удовольствием толкующими о капризах божества. В самом деле, только специалисты могут интерпретировать их, хотя даже они не в состоянии предвидеть ужасные намерения высшего существа. Однако они не могут поделиться своими знаниями с толпами верующих и поэтому кажутся в лучшем случае сообщниками божественного безумия, а в худшем — священниками на службе религиозной иерархии, жиреющей на народных бедствиях.
Так представляется ситуация сегодня большинству сторонних наблюдателей. Есть ли у биржи правила? Или она только божественный каприз? Этому вопросу было посвящено немало исследований. Вкратце:
биржа вращается вокруг комбинации дивидендов, раздаваемых компаниями, с учетом дисконта на доходность облигаций (на биржевом жаргоне дивиденды и доходность называются fundamentals). Вроде бы все рационально, не считая того, что оборот биржи больше оборота fundamentals.
Иными словами, существует компонент волатильности (изменчивости), не объясняемый доходностью и дивидендами. В поисках причины родилась целая наука, изучающая психологию финансовых рынков, объясняющая ряд причин нерационального поведения, но не способная давать прогнозы. В двух словах можно определить «божественный каприз» как разницу между реальными ценами и ценами, диктуемыми доходностью и ликвидностью.
О чем говорят нам сегодня пресловутые fundamentals? Цены акций должны расти с трудом, поскольку нынешняя рецессия сократит доходы и не позволит увеличить дивиденды, в то время как доходность облигаций, находящаяся на слишком низком уровне, может только вырасти. Иными словами,
моторы биржи работают на малых оборотах, и «тяга» (еще одно жаргонное словечко) будет достаточно скромной, а цены будут расти и падать в зависимости от того, какая точка зрения будет превалировать в конкретный момент: «все вернется как в старые добрые времена» или «это конец западной и в особенности американской цивилизации».
Сейчас об этом говорят все. Но какое влияние вообще оказывает наше капризное божество на реальную экономику? Во-первых, финансирование инвестиций. К примеру, компания, котирующаяся на бирже, увеличивает капитал для строительства новых заводов и предлагает на рынке свои акции. Увеличение капитала — редкая операция в моменты максимального недоверия на рынке. До Первой мировой войны инвестиции через предложение акций на бирже были весьма значительными. Впоследствии они сильно сократились, снизившись почти до нуля к 1980-м годам. В отсутствие биржи реальные инвестиции финансируются доходами предприятий — через прибыль и амортизацию — и банками. Биржевой кризис не мешает финансированию инвестиций, и если таковые не происходят, то это зависит от отсутствия новых технологий для внедрения или от недостаточного для расширения производства спроса на товары и услуги.
Во-вторых, существует «эффект богатства». Если у меня есть пакет акций, за который я заплатил 100 тысяч евро, а потом акции удвоились в цене и снова упали до прежнего уровня, то я чувствую себя сначала разбогатевшим, а потом обедневшим. Конечно, когда акции достигли 200 тысяч, я мог бы тратить больше (благодаря продаже акций или просто отсутствию необходимости откладывать) и отправиться, например, в отпуск в Папуасию. А когда акции упали, отпуск в Папуасии снова стал недостижимой мечтой. Однако последствия такого рода для потребителя в реальности невелики. Другое дело США, где немалая часть пенсионной системы построена на бирже, и тогда ставка — уже не отпуск, а наполовину сократившаяся пенсия, и приходится выбирать между бедностью и необходимостью вернуться на рынок труда. В Европе, где пенсионная система основывается на распределительном принципе, негативное влияние биржевого краха на пенсии более чем скромное.
В континентальной Европе биржа вообще мало влияет на реальную экономику. Гораздо больше веса имеют такие факторы, как условия кредитования предприятий и ипотеки для частных лиц.
Скачки биржи поражают воображение, но вместе с ней мир не рушится, в то время как правильное функционирование банковской системы жизненно важно.
Так что же, биржа играет роль только в качестве инструмента для прогнозов? Напомним, что тенденция к падению, о котором так много сегодня говорят, наметилась в конце 2006-го, когда начали снижаться цены на недвижимость в США. Биржа не смогла предвидеть окончание цикла роста реальной экономики, начавшегося в 2002-м, и спохватилась много месяцев спустя. Максимум был достигнут к концу 2007 года. Из чего следует, что биржа не имеет особого влияния на реальную экономику, по крайней мере в Европе, и из рук вон плохо предсказывает будущее (везде). Зачем она тогда вообще нужна?
Прежде всего, следует отличать биржу «первичную», финансирующую растущие компании, от «вторичной», на которой котируются уже упрочившие свои позиции. Если посмотреть на финансы американских компаний с 1970-го по 2000 годы, то выясняется, что фирмы, не внедрившие новации информатики, не выросли. Биржевая капитализация крупных неинновационных компаний приблизительно равнялась росту национального дохода. Заметно больше выросли крупные компании, открывшиеся инновациям. И очень сильно выросли те компании, которые эти инновации и внедряли, вплоть до пика 2000 года.
Целых двадцать лет биржа и реальная экономика росли благодаря «тяге» инновационных компаний, поначалу имевших размеры микробов, но постепенно заразивших все вокруг себя. Следовательно, рост обеспечивается новыми предприятиями, проводниками «созидательного разрушения».
К сожалению, мы не можем заранее знать, кто выиграет и кто проиграет, и никому не удалось найти взаимосвязь, продиктованную объективными переменными вроде роста оборота, прибыли и т. п. Таким образом, мы имеем дело со случайным процессом, переворачивающим мир. Еще Маркс описывал капитализм как превращение всего того, что казалось незыблемым.
Сегодня можно сказать, что «социализм» промышленных гигантов не работает без «вируса» малых компаний и финансирующих их рынков, со всеми сопутствующими рисками.
Автор — экономист, обозреватель газеты L'Opinione.