Цивилизация
Хотя так называемый «Путин 2.0» не состоялся и состояться не мог, но тот Путин, с которым мы имеем дело в 2012 году, и в самом деле ведет себя совсем не так, как в предыдущие свои президентства.
На первый взгляд, его власть резко выросла.
Никогда еще личные его вкусы, причуды и смены настроений не преобразовывались так прямолинейно в шараханья государственной машины, в странность свежеиспекаемых законов, в истошные вопли государственных агитаторов.
Прежний Путин предпочитал представать перед общественностью в облике осмотрительного вождя и просвещенного автократа. Сам цинизм, которым он щедро делился с прихлебалами – «политологами», регулярно собираемыми им вокруг себя, выглядел как выражение сердечной печали все познавшего государственного мужа.
Срывы происходили лишь иногда и, как правило, в заранее предсказуемых ситуациях. Скажем, заморскому бизнесмену, прилетевшему просить благословения на ведение дел, или домашнему интеллектуалу, вызванному на ковер покалякать о том, о сем, мягко объясняли, что упоминать об истории с Ходорковским не надо ни в коем случае, зато обо всем прочем рассуждать вполне позволительно, хотя бы и в критическом ключе, и за это не только ничего не будет, но, может, еще и вознаградят. На этой устойчивости списка разрешений и запретов, неизменности перечня своих и чужих как раз и стояла вся путинская стабильность.
Президентство 12-го года, наоборот, президентство нестабильности.
При всей мягкости преследований свергнутого Сердюкова и его кадров, такое обращение со своими есть явное нарушение морального кодекса правильных пацанов. Что же до чужих, то гонения на них напрочь утратили ту солидность, которую прежде старались по возможности им придавать. А теперь Развозжаев мало того что грузинский агент, так он еще и шапки украл в прошлом веке. А список организаций, у которых похитил деньги Навальный, скоро составит целую энциклопедию. Что же до американского «акта Магнитского», то раньше на него ответили бы каким-нибудь безобидным встречным списком невъездных. Накликание вселенского позорища на свою голову – в чистом виде примета сегодняшнего дня.
Значит, перед нами новый Путин? Нет, это старый Путин, но в новых обстоятельствах.
Прежний Путин был так же раним, мнителен и тонкокож, как и нынешний. Просто он работал тогда в тепличном климате, и эти свойства не бросались в глаза. Денег в казне на все хватало. Все кланы перед ним склонялись. Трусость губернаторов, генералов и министров не знала границ. Народ не видел ему замены. Джордж Буш–младший вглядывался в его глаза и видел там прямоту и честность.
Чтобы понять, как изменился мир, вообразите, что в те же самые глаза вглядывается сегодня Барак Обама. Даже если он обнаружит там ровно то же самое, неужели он рискнет оповестить об этом человечество?
Путин остается таким, как был, но жизнь навязывает ему сегодня новые, нисколько не радующие его роли. Причем навязывает буквально во всех ситуациях. Кому бы на его месте было уютно?
Рассказывают, будто хитроумные советчики сочиняют для него новый образ – рассудительного отца нации взамен прежнего мачо. Но, чтобы понять, что человеку на седьмом десятке удобнее быть отцом народа, чем байкером, не требуется ни малейшего хитроумия. Загвоздка в том, что в отцы народа не возводят путем чуровского колдовства.
Чтобы, отстранившись от управленческой текучки, сохранять за собой последнее слово во всех вопросах, нужен непререкаемый авторитет и в массах, и в номенклатуре. А есть ли он? По всем признакам видно, насколько сегодняшний Путин в этом сомневается, и далеко не во всех случаях это лишь банальная сверхподозрительность.
«Это не паранойя – вас действительно преследуют». Путин мог и не слыхать это американское присловье, но оно многое ему сказало бы. В атмосфере всеобщего нарастающего скепсиса, готового перейти в неприязнь, трудно было бы сохранить равновесие и гораздо более хладнокровному человеку.
Раздрай в верхушках, все менее ему подконтрольный, он видит собственными глазами. О настроениях в низах он напрямую узнать не может, а обслуга ему, естественно, врет на все лады. Но из отчетов опросных служб, которым он, по его словам, значения не придает, однако изучает очень пристально, тоже ведь можно кое-что извлечь.
Если рядовые люди в соотношении 2:1 предпочитают, чтобы в 2018 году Путина на президентском посту сменил другой человек, и если всего 27% опрошенных полагают, что «в России сейчас нет человека, который мог бы заменить Путина», значит, веры в путинскую незаменимость в народной массе сегодня уже нет, даже если раньше она и была.
«Разоблачать, разоблачать ошибки Отца Нации!» — так называлась пропагандистская кампания, подготовившая плавный уход харизматического и награжденного всеми мыслимыми титулами, но зашедшего в политический тупик индонезийского правителя Ахмеда Сукарно. Даже и не зная подробностей этой занимательной истории,
Путин чувствует, что сегодня любая волна критики несет ему несравнимо больше политических проблем, чем это было всего пару лет назад, когда любые упражнения в остроумии в его адрес оставались невинной забавой интеллигентской тусовки.
Именно это чувство в сочетании с неспособностью предвидеть, откуда придет настоящая угроза, заставляет его наносить беспорядочные удары во все стороны — чаще всего по ложным целям. Пример чему – нелепая борьба против московских шествий, которые и сами понемногу бы увяли, и в особенности репрессии против столичного оппозиционного актива, раздробленного, не фанатичного и в целом малоопасного. Просто роль широко критикуемого, теряющего популярность лидера, с которой лет шесть справлялся Ельцин, оказалась для Путина нестерпимой уже на первом году нового его президентства.
Настойчивые призывы выступить с какими-то новыми политическими или хотя бы экономическими идеями, исходящие отовсюду, даже из лоялистских кругов, видимо, еще сильнее портят ему настроение. Властная вертикаль, олигархический монополизм и клановое правление были и остаются в его глазах идеалом общественного устройства. Даже и самые скромные, сугубо косметические отклонения от них почти нестерпимы, как и для всякого искреннего человека, который знает правду, но принужден отступать перед тем, что считает ложью.
Главной путинской хозяйственной мечтой последних лет был гигантский скачок военно-полицейских расходов. Возможно, мы еще и недооцениваем те повседневные травмы, которые наносят ему нападки на этот проект, в особенности вышедшие этой осенью из-под контроля разоблачения коррупционного разгула в военном ведомстве и ВПК. Святость и бескорыстие самой идеи гонки вооружений непредвиденно оказались под вопросом.
Что же до выдвижения какого-то широкого и прогрессивного хозяйственного лозунга, просьбами о котором его осаждают советники-экономисты, то все, что удалось вымучить, – это призыв создать к 2020 году 25 миллионов ультрасовременных рабочих мест. Рядом с этим тезисом, который Путин назвал в своем послании к парламентским палатам «главным направлением нашего удара», давний призыв удвоить ВВП смотрится как строго научное и просто-таки скучное в своем реализме начинание.
Мечта о 25 миллионах мест почерпнута из полуторагодичной давности доклада «Деловой России» – милого сочинения в фантастическом жанре о том, как хорошо было бы сократить число чиновников, полицейских и военных раза в два-три, привлечь прямых иностранных инвестиций раз в пять-десять больше, чем сейчас, приватизировать весь или почти весь госсектор и вообще встать во главе мирового прогресса.
То, что этот лозунг взят в оборот в полном отрыве от своего первоначального содержания и хладнокровно преподносится публике, словно это и в самом деле настоящая государственная задача, говорит, насколько Путин устал от экономического прогрессизма и как мало он теперь заботится о правдоподобии планов предстоящего процветания. Торжественное провозглашение этих планов – лишь еще одна опостылевшая роль, исполнение которой в обстановке экономического застоя ни малейшего удовольствия принести не может.
Как не приносит больше радости и продолжение фирменной путинской внешней политики.
Когда-то «вставание с колен», апогеем которого стала мюнхенская речь, рождало ощущение силы и влиятельности. А сегодня те, кто казался тогда перепуганными, дерзят все сильнее.
«Акт Магнитского» переживается с тем большим раздражением, что само его появление воспринимается, видимо, как акт личной мести Кремлю простого миллиардера, каких сотни, хозяина фонда Hermitage Capital Уильяма Браудера, некогда шумливого путинского апологета и инициатора больших инвестиционных проектов в России, а затем проигравшего у нас «спор хозяйствующих субъектов» и вышвырнутого обратно на Запад. Без его гигантских пропагандистских усилий американская и европейская общественность вряд ли даже и заметила бы расправу с юристом фонда Hermitage Сергеем Магнитским, не говоря уже о принятии каких-то запретов на въезд.
Вот ведь как меняются времена. Дедушка Уильяма Браудера, генеральный секретарь Компартии США Эрл Браудер впал когда-то в ревизионизм. И тогда достаточно было простого распоряжения И. В. Сталина, чтобы Браудера-дедушку низложили и выкинули из Компартии, а выловленных в странах народной демократии липовых «сторонников Браудера» постигла беспощадная кара, никого на Западе особенно не потрясшая. А сегодня Браудер-внук вроде как бьется на равных с нашим президентом и чуть ли не держит инициативу в руках.
Даже если Путину и безразличны эти исторические сопоставления, сама концепция злого и полного угроз внешнего мира, которую он изначально исповедовал, с каждым месяцем обогащается новыми темными красками.
Понятно, что на Западе сплошь враги. Но оказывается, и в других краях найти друзей, а тем более сторонников не удается. Потерян арабский мир. То, что там происходит, непредвиденно, непонятно и хуже того — революционно. Саммит АТЭС во Владивостоке, который мыслился как грандиозный бенефис Путина, закончился ничем. Высокие гости разъехались, пожимая плечами. Визит в Турцию был совершен только для того, чтобы узнать от вежливых, но непреклонных хозяев, что вопрос о размещении там натовских ЗРК Patriot обсуждению не подлежит. В Индию приходится специально приезжать, чтобы упросить купить еще сколько-то российского оружия, терпеливо выслушать претензии к его качеству и пообещать все исправить.
Во внешней политике, как и во внутренней, привычные путинские роли, которые он стойко продолжает исполнять, принимаются все хуже.
Путин оказался несокрушимо верен самому себе, своему характеру, тем ценностям, которые он всегда исповедовал, и именно поэтому хватило неполного года, чтобы половина его мартовских сторонников убедилась в напрасности его возвращения на президентский пост. Оставаясь собой, он вынужден будет и дальше идти против жизни. Заведомо проигрышная идеология правления, но другой у него для нас нет.
