Прослушав полный курс репортажей из Антерсельвы, я так и не понял, кто были мушкетеры короля, а кто гвардейцы кардинала, кто жалкий птенчик, а кто мокрая курица. Финал апофигея пришелся не на воскресенье, а на субботу, когда под первое золото российской сборной был выдан весь набор из школьной программы, от Александра Дюма до Александра Пушкина.
Оказывается, мы провалили чемпионат для того, чтобы выиграть эту эстафету. Прямо по Александру Сергеичу — вся жизнь моя была залогом… ну и так далее.
Когда талантливого человека несет, то это куда страшнее, чем когда несет бесталанного. Когда комментатор становится главным действующим лицом, то это даже и не смешно. Действо отходит на второй план, хорошее утопает в словесном потоке (мягко говоря), и порой даже становится стыдно, как было во время финиша мужской эстафеты. Именно тогда мы и услышали про «жалкого птенчика» Уле-Эйнара Бьорндалена и героев нации из российской сборной, а чуть позже, во время женского масс-старта, — о мушкетерах короля (очевидно, наш женский дуэт) и гвардейцах кардинала (видимо, немецкое трио).
«Жалкий птенчик» на чемпионате мира по биатлону, между прочим, один обыграл всю российскую сборную, включая и женскую, и мужскую ее части. Радоваться провалу великого спортсмена таким образом — унизительно для победителей. Интересно, пользовались ли подобными терминами, к примеру, норвежские или немецкие комментаторы в день проведения смешанной эстафеты, когда нашим героям была отведена совсем иная роль и на большее, чем «мокрые курицы», они не тянули? О подавляющем большинстве других гонок и не говорю. Но мне кажется, что так их никто не называл.
Я понимаю — эйфория, долгожданный успех, замечательная, без дураков, победа, ребята просто молодцы, флаг в руки, Россия радуется и ликует, в честь такого события и режим можно вечером нарушить, как нам тоже сообщили, но меру все-таки знать надо, и не только по части нарушения режима.
Иногда слово обладает колоссальной материальной силой. Пережим оборачивается обратным вариантом, желание не сглазить, о чем многократно говорится, именно к сглазу и приводит, положительные эмоции гаснут под всепобеждающим напором банальностей (в том числе). Иногда даже страшновато становилось — как ему там, бедному, в комментаторской кабине? Может, успокоительного? Может, стоит дать попереживать телезрителям, не брать только на себя ответственность за судьбы мира?
Все дело в дозировке и в поводе. Искусство репортажа — дело тонкое, на одном пару и знаниях не выедешь (иногда полезно не все знать — хотя бы из солидарности с нами). Даже на харизме не выедешь (и где они, нынешние харизматики?). Только наш герой снижал тон, как все приходило в норму. Ну почти все. За исключением результатов, но это уже предмет другого разговора. Тут, кроме непосредственных участников, винить некого.
Кстати, теннис из Чили не раздражал. Вне зависимости от того, побеждали мы или проигрывали.