Цивилизация
К сожалению, это не ретроспективный показ. Поэтому создается впечатление, будто Гросицкий всю жизнь писал маслом на оргалите только увеличенные в несколько раз ржавые куски труб, расплющенные банки из-под пива, тюбики из-под краски и прочие предметы с помойки. Кажется, что не менялась не только тематика, но и живописная манера, стиль и вообще взгляд художника. Монотонная и даже сухая экспозиция заметно ослабляет впечатление от нацеленных именно на чувственное восприятие картин. Отличить работу, сделанную в 70-е, от работы последних лет невозможно.
Очень не хватает текстов, например размышлений художника о вечности и вещности, о современности, о памяти и об искусстве.
И эта нехватка ощущается не от того, что картины не говорят сами за себя, а потому что коллекция, представленная на выставке, отражает некий срез — отдельно взятый, но, пожалуй, самый важный период в творчестве Андрея Гросицкого, к которому он пришел не сразу и которому остается верен уже более 30 лет. Иными словами, именно в силу своей неполноты и отрывочности данная выставка является концептуальной в своей основе, а значит, присутствие текстов здесь обязательно.
Впрочем, возможно, устроители выставки ставили перед собой именно такую задачу - показать творчество Гросицкого, не в виде набора отдельных произведений, произвольно собранных вместе, а как тотальную инсталляцию, в которой каждый элемент важен не сам по себе, а как часть единого целого. В любом случае жизненная задача Гросицкого довольно ясна — запечатлеть время. Хотя каждый художник, в сущности, работает со временем, иногда останавливая его, иногда ускоряя, но далеко не каждый занимается именно визуализацией времени как метафизического понятия. На одной из ранних картин Гросицкий изобразил железную трубу, из которой растет мак, символ забвения.
Естественно, к осознанию своей миссии (иначе такую преданность форме не назовешь) Гросицкий пришел не сразу.
Сначала был Суриковский интститут и вполне конвенциональная живопись. К «новой вещественности» художник подходит постепенно, изображая сначала деревянные манекены, которые как бы являются промежуточной стадией между человеком и вещью. Это превращение очень наглядно иллюстрирует картина «Удивление», на которой нарисован деревянный человек-манекен, смотрящий в зеркало. Перелом наступил в 70-е годы, когда Гросицкий знакомится с Рогинским и другими художниками этого круга. Но, несмотря на их общую любовь к обыденным вещам, Гросицкий все-таки, наверное, ближе к Краснпевцеву и Вейсбергу, нежели к Рогинскому. Его обломки труб и станков не только по цветовой гамме, но и по форме напоминают увеличенные во много раз черепки и камешки Краснопевцева.
Рогинский более концептуален, он рассказывает о человеческой жизни, серой, убогой, но все-таки жизни. Гросицкий, подобно Краснопевцеву, пишет смерть, точнее, смерть времени.
Но если предметы Краснопевцева существуют еще в относительной гармонии натюрморта и время как бы находится в коме, то у Гросицкого огромные осколки металлических труб, раздавленные жестяные банки и тюбики — это детали вселенской машины времени, которая взорвалась, и человек навсегда застрял в прошлом.
