Положение «между»

Один из очевидных итогов российско-грузинской войны – очередной виток отдаления России от Запада. При этом и частью Востока – мусульманского, индуистского, конфуцианского или буддийского – Россия тоже не является и в обозримом будущем не станет. Положение между цивилизациями в разные времена порождало у российской элиты иллюзию особого пути и особого места России в мире.

Увы, история российской государственности скорее свидетельствует о том, что у страны просто нет никакого четкого места в системе мировых координат.

Что она так и застряла на века в положении «между».

Так уж вышло, что очередной цикл движения маятника Россия — Запад занял ровно семь лет. После террористических атак на США 11 сентября 2001 года Россия, в 90-е годы сделавшая, возможно, самую решительную со времен Петра I попытку приблизиться к западным ценностям, заведшая у себя реальную многопартийность, парламент, реально оппозиционный характер исполнительной власти, еще имевшая относительно полноценные общенациональные СМИ, получила шанс выбрать место на Западе. И даже отчасти воспользовалась им – в частности, поддержала США в борьбе с международным терроризмом, начала принимать вспомогательное участие в контртеррористической операции в Афганистане. Этот выбор диктовался и внутрироссийскими терактами, тем более что в 2002 году приключилась трагедия «Норд-Оста». Но постоянно росшие цены на нефть, разжигавшие старые имперские комплексы российской элиты, вкупе с откровенно советским внутриполитическим стилем чекистской власти Путина и неготовностью Запада решительно сблизиться с Россией привели к постепенному отдалению двух цивилизаций друг от друга. Чувствительным внешним ударом стало вторжение войск антитеррористической коалиции во главе с США в Ирак – страну, где правил дружественный путинской власти (в том числе, увы, и по методам управления) режим Саддама Хусейна.

Россией в очередной раз начал овладевать рецидив болезни мессианства.

Будучи по политическим повадкам страной скорее восточной, чем западной, Россия перенимала и перенимает сугубо западную массовую и потребительскую культуру

– от буквального заимствования форматов практически всех телепередач и желания элиты иметь недвижимость в Европе, одеваться, как в Европе, учить детей в Европе до копирования отечественным кинематографом Голливуда. При этом нашими союзниками оказались исключительно заурядные деспотии третьего мира – Сирия с Ираном, Венесуэла с Никарагуа. На это несоответствие желания жить, как на Западе, но водить политические хороводы дружбы с носителями антизападных настроений накладывается отягчающее обстоятельство: наиболее радикальные русские националисты, в частности, православные, на самом деле исподволь набирающие силу в последние годы, одинаково ненавидят Запад и Восток, католиков с протестантами и мусульман.

Россия хочет быть не просто особой цивилизацией, единственным и неповторимым микрокосмом или, как сейчас принято говорить, отдельным полюсом мировой политики. Она хочет вести за собой другие страны, ни с одной из них не чувствуя ментальной близости и не предлагая никому никаких внятных ценностей.

Происходящее на наших глазах втягивание в имперское тело России Южной Осетии и Абхазии вполне согласуется со средневековыми представлениями нашей патриотической элиты о количестве подчиненных территорий как о критерии мощи страны, но не делает русских ближе к тем же осетинам и абхазам на бытовом уровне.

Опять же, у России нет никакой последовательной внешнеполитической линии – мы признаем грузинские сепаратистские анклавы, но не признаем независимость Приднестровья и Нагорного Карабаха. Ссылки на политику «двойных стандартов» у стран Запада не проходят: мы же хотим отличаться от Запада и настаиваем на этом отличии.

Сегодня Россия экономически может быть привлекательна только для нищих стран с отсутствующей или слаборазвитой экономикой и антидемократическими режимами.

При этом характерная особенность всех провинциальных диктаторов состоит в том, что они все равно корчат из себя «суверенных демократов», то есть лояльны более мощной державе только на словах, ведя за ее спиной свои игры, укрепляя личную власть. Тот же Иран годами водит Россию за нос со своей ядерной программой и финансированием строительства АЭС в Бушере (ее, если кто не помнит, начинала строить ФРГ еще в середине 70-х годов прошлого века).

Россия может победить в войне маленькую Грузию или поставить свои военные базы в еще более маленьких Южной Осетии и Абхазии. Но она не может обеспечить прочный мир нигде за пределами своей территории (да и на некоторых территориях внутри страны тоже). Россия может дружить с радикальными движениями вроде ХАМАС, но не способна добиться внутрипалестинского примирения.

Иными словами, не будучи ни Востоком, ни Западом, Россия не способна быть и мостом между ними, а ее собственное экономическое развитие и политические нравы пока не являются притягательной мечтой для других народов.

Россия не хочет быть похожа ни на кого, но и на Россию никто не хочет быть похож.

Это не значит, что Россия должна во что бы то ни стало стать частью Запада или Востока. Она может оставаться в нынешнем межеумочном положении – только надо отдавать себе отчет в том, что это положение однозначно исключает успех новых имперских проектов и геополитические амбиции, простирающиеся за пределы и без того весьма обширных российских земель.