Цивилизация
Группа молодых людей бродит ночами по городу и переворачивает милицейские машины. Другие молодые люди ведут бодрую партизанскую войну с проституцией, торговыми сетями и префектом Олегом Митволем. Одних называют арт-группа «Война», других – движение «Наши». Каким образом нормальный человек, не слишком интересующийся политикой, может разобрать, кто из них кто, – совершенно неизвестно. Можно только предполагать, что если одних гоняет милиция, то это скорее оппозиция, а других милиция охраняет, но не арестовывает – эти скорее с дозволения начальства.
Мы не первый год имеем возможность наслаждаться этим безмятежным праздником юношеского околополитического хулиганства, который нам дарят «Война», «Наши» и прочие «Местные». Происходит оно с полного разрешения старших товарищей. «Это чем-то похоже на цирк, чем-то на казино», — последнее особенно справедливо после того, как «Наши» кинулись искоренять бордели в Северном административном округе Москвы. Забавы молодых щекочут нервы и радуют глаз более старшего поколения. Отдельные граждане шепчут про хунвейбинов, но до этого пока еще очень и очень далеко.
До поры до времени акции организованной молодежи были сравнительно безвредны для окружающих и могли принести вред только участникам. Впрочем, некоторые испытания вроде многочасового стояния на холодном ветру молодые люди переносят сравнительно легко. Пусть холодно, зато весело – можно флагом помахать и президента издали увидеть. А потом бодро рассказать тем, кто сидел дома, о том, какую те веселуху пропустили.
Переломным моментом стал случай в 2009 году, когда активисты одной из молодежек несколько дней ошивались около подъезда правозащитника Подрабинека. После этого готовность вторгнуться на чужое пространство пошла по нарастающей. Акции становятся все менее безобидными. Если взять ту же «Войну», то разница между двухлетней давности оргией в музее и переворачиванием милицейских машин – дистанция значительная.
Рост подобного рода агрессии – явление вполне предсказуемое. Развитие молодежной околополитической субкультуры неизбежно должно было к этому подойти. Резвость хорошо организованной молодежи стала отличительным признаком нулевых. Это в лихие 90-е власть и оппозиция сравнительно спокойно обходились без организаций, объединяющих людей комсомольского возраста, а существовавшие объединения тихо занимались своими делами на периферии общественного внимания (один умный человек сказал лет 15 назад, что большинство партий и движений существуют исключительно для того, чтобы чем-то занять их участников). А вот случившееся десять лет назад возрождение советского стиля не могло не пробудить воспоминания о комсомоле. А уж на выходе получилось в соответствии с тем, кто что помнил – кто многолюдные слеты, а кто уютные бани.
Впрочем, расцвет молодежной политики обусловлен не только желанием совпасть с новым старым стилем, но и с необходимостью несколько отвлечь молодых людей от иных занятий.
Несколько лет назад в сети были вывешены два списка: молодые политики начала 90-х и молодые политики начала нулевых. Среди первых были министры, депутаты и губернаторы, львиную долю вторых составляли сетевые публицисты и просто активисты малоизвестных ныне молодежных объединений. История тех, кто составлял первый список, по большей части до сих пор хорошо известна, значительная часть сетевых публицистов канула в небытие. Самые молодые депутаты Госдумы появились в середине 90-х, а не во времена расцвета молодежной политики.
Поколение, пришедшее в политику в начале 90-х, до сих пор при деле и, собственно говоря, никуда не собирается уходить. Тут вопрос не в том, кто власти, а кто оппозиция. Владимиру Путину в момент прихода на работу в мэрию Санкт-Петербурга было чуть больше 40 лет. Сейчас ему под 60, и он явно намерен пробыть в строю еще долго. Борис Немцов стал губернатором в 32 года – спустя 20 лет он все так же полон сил. И в правительстве, и в Госдуме, и в администрации президента, и даже, как правило, на региональном уровне хорошо себя чувствуют те, кто припал к руководящим должностям лет 15–20 назад.
Юношеству же вольно веселиться и развлекать почтеннейшую публику перформансами разного масштаба. До серьезных дел их пока не допускают, может быть, когда-нибудь потом, лет через 20–25.
