Пока досужую публику развлекают спорами о роли гомосексуалистов или Сталина в истории, «шоу Кургиняна» на тему навеянной-де треклятым Западом ювенальной юстиции с перерывами на репортажи о том, как чморят жалких и ничтожно-смешных и притом вороватых оппозиционеров, конкретные люди заняты куда более конкретными делами. Например, готовится новая масштабная волна приватизации, вполне сравнимая с первой волной, относительно которой та же публика еще не вполне сердцем успокоилась, а иные высокопоставленные политики нет-нет, да и прокинут тезис насчет ее «нелегитимности».
Если кто-то возьмет на себя труд прочитать висящую на сайте Минэкономразвития концепцию управления госимуществом (которую вернее было бы назвать концепцией о его распродаже), то всякие рассуждения о нелегитимности прежней приватизации могут взыскательному чтецу показаться детским лепетом на лужайке. По итогам «обсуждения» оной концепции (вы в нем участвовали, уважаемый читатель, не так ли? Она висит аж с ноября) уже состоялось на днях заседание правительства, на котором председательствующий фактически стукнул аукционным молоточком по столу, обозначив рубеж, за которым в собственности государства должно мало чего остаться, только то, что обеспечивает «выполнение стратегических задач», — 2015 год. Причем степень «стратегичности» задач будут определять в тиши кабинетов подлинных собственников всего этого добра — федеральной бюрократии.
Цена вопроса, по оценкам МЭР, 100 трлн руб. Ну приблизительно. Плюс-минус десяток триллионов.
В основу «большой распродажи» заложен нехитрый принцип «объясняй или продавай». То есть если до 2015 года распорядителями не будет определена та или иная целевая функция того или иного имущества, то оно будет продано без особых церемоний и без согласования с федеральными органами власти.
Что в первую очередь обращает на себя внимание в процессе того, как читатель продирается сквозь словно нарочно изобилующий мутными и неконкретными формулировками текст «концепции»? То, что в основе его лежит незамысловатая философия: исполнительная власть в лице бюрократии (выступающей в данном случае, по сути, самостоятельным привилегированным классом) обладает, как то видится авторам, всей полнотой прав собственника на еще не распроданное федеральное имущество и вольна распоряжаться им как ей заблагорассудится. Авторы не удосужились даже для прикрытия вписать нечто про «законодательную власть» и прочую «ерунду» нашей системы. И уже тем более практичные ребята из правительства напрочь лишены всяких глупых сантиментов насчет так называемого народа. Который, о чем сейчас не очень принято вспоминать, каким-то боком все же был причастен к созданию всего того, что сейчас прикидочно оценили в 100 трлн руб. Если приватизаторы первой волны хотя бы придумали ваучеры (которые теоретически при иных подходах к вопросу могли сыграть куда более положительную роль, чем это случилось на деле), то нынешние решили не заморачиваться.
Именно за исполнительной властью в лице ее многотысячной армии бюрократов сохраняется право быть активным участником рынка, пользуясь управляемым имуществом как своей частной собственностью: играть акциями госпредприятий на бирже, продавать по своему лишь усмотрению. Так, декларируется, что целью всех этих благостных манипуляций должно стать развитие экономики (что, интересно, они конкретно вкладывают в это понятие, какие кому плоды это развитие призвано принести?), а вовсе, к примеру, не облегчение налогового бремени (тому же малому бизнесу), увеличение расходов на деградирующее образование или медицину, не говоря уже о компенсации обнулившихся в свое время советских вкладов населения. Почему бы, скажем, не потратить существенную часть этих денег на качественное улучшение системы образования, где сегодня почти уже катастрофа? Или на экологические программы? Иными способами вложиться в вечно третируемый у нас человеческий капитал?
Нетрудно далее предположить, что в условиях ныне сложившейся политической системы полученные немереные деньги будут по мановению волшебной палочки (а она у нас, как известно, находится в «одном окне») могут быть с легкостью необычайной пущены на очередной помпезный саммит, строительство мостов в никуда, очередной гигантский проект в виде какой-нибудь Олимпиады. В итоге эти кажущиеся фантастическими 100 трлн руб. будут освоены быстро, споро и совершенно без всяких благостных последствий для подавляющего большинства так называемого населения.
При этом предусматривается, что будет создан такой порядок, по которому собственник имущества федеральных организаций будет принимать «решение об изъятии федерального имущества в административном порядке в случае его неэффективного использования указанной организацией». То есть управляющий получит, по сути, безраздельное право распродавать управляемое, самостоятельно определяя, что есть эффективность, а что нет. Заметим при этом, что
в качестве одной из главных целей проводимой приватизации станет «эффективное отчуждение федерального имущества, востребованного в коммерческом обороте». Востребовалась, скажем, в коммерческом обороте часть территории (или вся она) ставшей печально известной 31-й больницы в Питере — и извольте, граждане онкобольные, выйти вон, прямо на каталках
(во всяком случае, в тексте концепции ничего, что предотвратило бы такой поворот, я лично не нашел).
Помимо изобилия крайне расплывчатых формулировок, в концепции практически напрочь отсутствует попытка вообще сколько-нибудь диверсифицировать подход к разным видам федеральной собственности. Ничего, к примеру, не сказано об имуществе Минобороны (обжегшись на молоке?), МВД, МЧС и прочих силовых структур. Никак, по сути, не обозначены образовательные, научные и медицинские учреждения. Все эти сферы имеют различные правовые статусы и целевые предназначения, соответственно, и использование их имущества должно регулироваться и оцениваться по-разному. Как, к примеру, будут определяться «целевые функции» принадлежащей МГУ территории? Какую пропишут, как то требуется, «дорожную карту» или формы модного нынче где надо и где не надо «проектного подхода» (и то и другое в исполнении нынешних российских чиновников чаще всего — сущая галиматья)? Как таковые функции определят научные учреждения, которые еще не окончательно загнулись? Особенно те, что занимаются фундаментальными исследованиями. Ни слова нет, повторю, о специфике медицинских и образовательных учреждений. Им, возможно, тоже придется доказывать свое право остаться нераспроданными в каждом конкретном случае. Какой ценой?
Неправильно, конечно, утверждать, что приватизация — заведомое зло, а всякая госсобственность — суть выражение народного блага (хотя, судя по последним опросам, в государственную экономику, держа в голове за идеал почивший в бозе СССР, уже более половины населения не верит). Но неверно утверждать и обратное.
К примеру, премьер-министр, судя по его выступлению на упомянутом заседании правительства, исходит из однозначного постулата, что госсобственность всегда неэффективна. Подобные тезисы можно было в свое время, конечно, в изобилии почитать в рекомендациях МВФ и Всемирного банка каким-нибудь третьеразрядным обанкротившимся нищим странам: мол, приватизация, сбалансированный бюджет, сокращение госрасходов, затягивание поясов и прочие унылые песни. Однако сегодня, особенно по следам кризиса 2008—2009 годов, показавшего, что современному капитализму надо активизироваться в поиске новых живительных идей, экономическая мысль, в том числе тех ее представителей, которые считаются вполне себе либералами, уже ушла от столь примитивного понимания.
В мире уже более или менее признано, что форма собственности сама по себе не предопределяет эффективность или неэффективность использования тех или иных объектов и предприятий. Что «невидимая рука рынка» — о, ужас! — работает не всегда лучше. Что госсобственность не всегда хуже и по определению неэффективна. Рассуждения на эту тему можно встретить, скажем, теперь у таких нобелевских лауреатов по экономике, как Джозеф Стиглиц или Пол Кругман. Они считаются либералами, однако в каше из навешиваемых произвольно ярлыков нашего российского дискурса при убогом уровне дискуссии на всякие серьезные темы того же Стиглица с ходу записали бы в «твердые глазьевцы», подвергнув остракизму в одной части общества (мол, тут и слушать нечего) и воспев в другой. Особенно с его недавней идеей создать в США на основе государственного (!) и частного капитала отдельный инвестиционный банк для целевых инвестиций в инфраструктуру.
В условиях экономики развитых западных стран сегодня полно примеров, как государственные организации и агентства предоставляют услуги по более низкой цене, с меньшими издержками, нежели частные. Разумеется, полно и обратных примеров — возможно, даже таковых много больше (скажем, приватизация железных дорог в Японии и Канаде вполне удалась, хотя в Великобритании результаты ее были совсем даже не однозначны, а многими считаются неудачей). Все это как минимум предопределяет гибкость подхода, когда приватизация любой ценой не может стать непререкаемым приоритетом. Просто потому что деньги в бюджете кончаются. Притом что в той же концепции, по сути, игнорируется постановка вопроса о том, а что, собственно, будет с распроданным имуществом после его приватизации «в административном порядке». Будет ли какая-нибудь обязывающая инвестиционная программа (ну-ка, в чем там было одно из обвинений Ходорковского насчет «Апатита»)?
Таким образом, вряд ли следует признать абсолютную правоту авторов концепции, когда они в качестве аксиомы предлагают принять, что «позитивный эффект масштабной государственной интервенции в экономику в кризисной фазе становится преимущественно негативным, когда экономика вступает в фазу стабильного долгосрочного экономического роста». Современная экономическая мысль богаче столь упрощенного подхода.
Спору нет: сегодня в стране полно неэффективных, безнадежно убыточных, дурно управляемых госпредприятий и контор. Скорее всего, таковых в госсекторе даже большинство.
Но разве сам факт их приватизации — в нашей стране, в условиях совершенно конкретной («чисто конкретной») специфики непростых взаимоотношений бизнеса и власти, произвола силовиков, судейских и всех, кто причастен к власти, — гарантирует резкое повышение такой эффективности? В условиях нынешнего инвестиционного климата в стране многие бывшие госпредприятия будут, возможно, просто обречены на еще большую деградацию, но уже в руках частных собственников, особенно если они попадут в их руки по принципу «своим — все, чужим — закон». И это если оставить в стороне, скажем, вопросы перепрофилирования каких-нибудь фундаментальных научных учреждений в офисные центры, гнезда «сетевых хомячков», а производственных мощностей — в пространство для самовыражения галеристов.
Планируемую масштабную волну приватизации собираются проводить чуть ли не немедленно. То есть, повторим, в условиях нынешних крайне неэффективных и коррумпированных государственных институтов. Реформа этих самых институтов нашим правительством, как можно понимать, уже снята с повестки дня, ибо, как было сказано руководством в Давосе, институты у нас вполне нормальные. Sale будут проводить с таким, каковое оно есть сейчас, «качеством» судебной системы, таким уровнем защиты прав собственности, таким уровнем «контроля» за действиями бюрократии. Таким уровнем коррупции. Даже систему электронных торгов отладить пока до конца не могут.
Может оказаться, что приватизация 90-х, причем вместе с залоговыми аукционами, была по сравнению с готовящимся большим хапком даже более «честной и прозрачной». Лишь один вопрос осталось прояснить: кого назначат теперь Чубайсом?