Подписывайтесь на Газету.Ru в Telegram Публикуем там только самое важное и интересное!
Новые комментарии +

«Имитация культуры»: Вадим Абдрашитов об образовании и протестах

Интервью с режиссером «Парада планет» и «Магнитных бурь» Вадимом Абдрашитовым

Живой классик кино Вадим Абдрашитов в интервью «Газете.Ru» рассказал о своем отношении к недавно прошедшим в Москве гражданским протестам, объяснил, что стоит изменить в системе образования во ВГИКе, а также поделился своим отношением к современным российским сериалам.

— Вы много говорите об оппозиции цивилизации и культуры. Чем обусловлен такой дискурс? Не может ли быть, что консервативные россияне боятся прихода цивилизации в лице новых технологий, которые грозят посягнуть на культуру?

— Не знаю, испытывают ли россияне ужас от прихода, так сказать, цивилизации. Как-то я этого не наблюдаю, потому что все то, что приносит цивилизация в буквальном смысле слова – только на радость и на обеспечение россиян каким-то комфортом, какими-то удобствами. Начиная от мобильных телефонов и компьютеров — кончая интернетом. Россияне только в восторге: это естественно, как и любой человек, у которого появляются фантастические коммуникативные возможности.

Другое дело, что приходить в ужас стоит не столько от того, что откуда-то к нам заносится какая-то ужасная цивилизация, а от того, что мы сами делаем у себя в хозяйстве. Я имею в виду — в первую очередь — то, что происходит на телеканалах. Сейчас все каналы уже, как я понимаю, переключились на свою основную специальность — это копание в грязном белье. И вот возникает вопрос: вот эти дяди, и эти тети, которые все это делают, и дяди, которые ими управляют, этими марионетками, они ведь прекрасно понимают, что это телевидение смотрит и молодежь, и подростки, и даже дети. Так или иначе смотрят это.

Ведь они же понимают, что все эти передачи занимаются тем, что размывают границы между черным и белым, между добром и злом, между разумным и безрассудством, что это абсолютная нравственная энтропия. И это несут федеральные каналы.

Мне кажется, что вот от этого надо приходить в ужас и всеми силами — каким-то образом — это дело исправлять. Понимаю, это сложно, потому что это же не частный канал, с каким-то человеком, ответственным за что-то. Это стратегия главного института пропаганды под названием телевидение. Что это все такое, куда это идет? Каким образом? Вот от чего приходить надо в ужас.

— Говоря о телевидении — видите ли вы перспективу в современных российских сериалах, таких как «Год культуры» или «Домашний арест»?

— Конечно, естественно. Эта перспектива внушает какие-то надежды, потому что трудно было предположить, что телевизионные сериалы могут превращаться в произведения кинематографического искусства. Во всяком случае, американцы стали вкладывать столько денег, сколько вкладывается в большой кинематограф. Там есть выдающиеся по своей художественной силе сериалы. Вы видели «Карточный домик»? Замечательно, высокопрофессионально, абсолютно кинематографически сделан.

Замечательно, что в России появились… Ну, во-первых, были когда-то телевизионные фильмы – «Адъютант его превосходительства», можно еще вспомнить… И у нас появляются сериалы полной творческой состоятельности.

И работы Сергея Урсуляка практически все, и упомянутый вами «Домашний арест» — прекрасная работа, на мой взгляд, Слепакова и моего ученика Пети Буслова. Да и «Год культуры» — послабее, но все-таки. И, коли это существует и стало появляться, значит, следовательно, эта ниша, если не сказать шире, будет, я надеюсь, и дальше заполняться такого рода продуктом.

— Если я правильно понял ваш фильм «Магнитные бури», то один из его выводов о невозможности найти общую, не личную правду. Кажется ли вам, что мы до сих пор находимся в ситуации, когда люди не могут доверять лидерам, а могут верить только в себя?

— Ну, вообще-то говоря, думаю, что картина несколько о другом. У меня есть документальная работа, первая, которую я снял, семиминутная – «Репортаж с асфальта». Она об этом же, так получилось. О том, что человек сам по себе автономен. При том, что он член общества. Он автономен, индивидуален, он — личность.

Но как только он превращается в частицу толпы, все эти признаки теряет. Он становится просто частицей толпы. И действует сообразно действиям всей толпы. Подчас не понимая, что с ним происходит. Как он сюда попал. «Магнитные бури» — именно про это, там люди даже не понимают, почему этот оказался по ту сторону баррикад, а этот – по эту, вот о таком явлении.

Казалось бы, ладно, ну вот такое явление, его можно изучать. Но дело в том, что об этом прекрасно знают и этим пользуются те люди, которым это выгодно. В данном случае — там две группировки, которые делят и не могут поделить завод. И ясно, что им на руку эта стадность пребывания человека в толпе. Это крайне опасно, это потеря себя, потеря чего-то в своей жизни. Что, мне кажется, наглядно и происходит в картине.

— Сейчас говорят о том, что люди начинают политизироваться, хотят большего участия в политической жизни. Насколько серьезными вам кажутся такие разговоры?

— Я бы не сказал, что основной посыл — это желание людей участвовать в политической жизни. Кому нужна эта политика вообще? Обывателю нужно, чтобы рядом не было мусорного завода. Придают этому политическое звучание сами политики. Это все достаточно отработанная схема. Но люди должны быть в этом смысле активными гражданами — иначе ничего не произойдет, никаких изменений. Короче говоря, со всех сторон будут мусоросжигательные заводы.

— Тем не менее, в Москве не так давно прошла целая серия мирных митингов, что говорит об интересе многих людей к политике.

— В какой-то степени, да, конечно. Когда люди узнали, что происходит попытка в выборах нечисто сыграть в эту игру, естественно, люди возмутились. Но парадокс заключается в том, что требование только одно — давайте соблюдать закон. Давайте все соблюдать закон. Даже не требование заменить этот закон другим. Требование одно — давайте будем лояльны по отношению к закону. Там же не было никаких так называемых беспорядков — это раздутое дело.

— Формулировка «давайте соблюдать закон» очень похожа на диссидентский лозунг «Соблюдайте свою конституцию» 1960-х годов. Сегодняшняя ситуация отличается или это возвращение на тот же круг?

— Ну разумеется отличается, сравнить нельзя. Во-первых, это исторически совершенно другое время, да и по сути тоже эти процессы отличаются. Новое время придает новое качество всем процессам, в том числе и процессам оппозиционным.

— Чем сегодняшняя оппозиционная повестка отличается от повестки тех дней?

— Она более локальна, я бы сказал, но более внятна и более понятна большему количеству людей.

— Вы говорили, что сегодня жизнь стала жанром. Не произошло ли своеобразного эволюционного скачка — если раньше люди хотели творить в рамках художественного произведения, то сейчас они могут пытаться перенести художественный мир в реальность?

— Когда говорил, то имел в виду, что в современной жизни происходят такие вещи, которые раньше, еще несколько лет тому назад можно было бы назвать просто жанровыми сдвигами, авторской фантазией. Жизнь стала жанром в этом смысле, безусловно. Интересно ли это? Ну, наверное, да, для искусства, для литературы. Удобнее ли для самой жизни? Не знаю. Но авторский вымысел — он сейчас плетется фактически в хвосте. За реалиями жизни.

— Вы упоминали, что вместе со своим соавтором Александром Миндадзе отталкивались от жизненного материала, к которому старались подобрать жанр и стиль. Что меняется в таком подходе, когда жизнь становится жанром?

— Это методологический вопрос. По идее, напрашивается ответ, что, может быть, тогда крен и угол жанровости должен быть больше. Еще больше, опять-таки, чем в жизни. Либо снимать таким образом, чтобы эту жанровость жизни обнажить и показать. Я думаю, это в каждом определенном случае, в каждой определенной идее каждый раз по-другому. Литература, видите, в этой связи не то, что смелее, но как бы больше экспериментирует. Я имею в виду и Сорокина, и Пелевина — вот это направление литературы. Это вполне естественно, потому что сама жизнь — она просто беспредельно жанрова.

— Какой из ваших фильмов кажется вам наиболее актуальным в текущей ситуации в стране?

— Вы задаете вопрос, который требует такого уже отстранения, настолько издалека… Трудно сказать. Очень редко так получается, чаще всего – естественно, что вдруг я смотрю какой-то свой старый фильм. И вижу, что, в своих основных позициях, он не устарел, потому что коллизии в них, как бы сказать – они сущностные. Они имели отношение к реалиям жизни, а жизнь не настолько изменилась, чтобы, скажем, проблематика «Плюмбума» ушла в песок. Или какие-то настроения из «Парада планет» оказались исключенными из нашей жизни. Ну, я уж не говорю о «Магнитных бурях» или, скажем, «Времени танцора».

Вот, кстати, по поводу «Магнитных бурь» — где-то совсем недавно была ж перестрелка, часть рабочих за одних, часть — за других (в Славянске-на-Кубани 4 октября восемь мужчин обстреляли охранников завода «Кубанские деликатесы», после чего попытались взять заложников, в ГУ МВД сообщили, что причиной произошедшего стал конфликт собственников завода, — прим. «Газета.Ru»). Абсолютно то, что на экране у нас.

— Вы говорили, что киноязык «Магнитных бурь» может быть в будущем адаптирован другими авторами для массового зрителя, произошло ли это?

— Дело не в нашей картине, не в моей режиссуре, в каких-то приемах. Дело в материи как таковой — это пролетариат, это рабочие люди, homo faber («человек производящий», — «Газета.Ru»). Это всегда будет. И то, что сейчас время от времени появляется — конечно я вижу, если не родство, то как минимум соседство с собственной картиной.

— Есть точка зрения, что после того, как Тарковский в «Сталкере» объединил открытия Феллини и Антониони, в киноязыке уже не было больших изменений. Как вы относитесь к этой теории?

— Такой точки зрения не знаю, она мне кажется надуманной. Что там от Феллини, что там от Антониони? Там сам Тарковский, как таковой. И его заботы по развитию кинопоэтики как таковой, по определению своего авторского почерка продолжались в его следующих картинах — в том числе в «Ностальгии» и «Жертвоприношении» все это было и развивалось. А Муратова? А Герман, который развивался и делал-делал картины? Нет, слава богу, это было плодородное поле. Что от него остается, и что от него останется пока трудно сказать.

Если говорить о глобальности — тот материк, которым явился кинематограф Алексея Германа-старшего ничем не уступает в смысле поисков кинематографу Тарковского, потому что, мы уже привыкли, но это было абсолютно новаторское явление — язык и кинопоэтика таких фильмов как «Мой друг Иван Лапшин» или «Двадцать дней без войны».

Где-то в Одессе Кира Муратова работала. Ее «Астенический синдром» мне очень нравится своей как раз кинопоэтикой. И, потом, так или иначе существовал еще и мировой кинематограф, где тоже происходили кинопроцессы. Так, тихо-тихо, и Тарантино снял свое «Криминальное чтиво», да и выдающаяся работа Иньяритту «Вавилон»… Процесс идет. И на наш век хватит, и еще надолго хватит. Я-то абсолютно уверен, что вообще киноязык как таковой еще не собрался. Кино — искусство молодое. В буквальном смысле этого слова.

— Железная дорога играет важную роль в ваших фильмах, как минимум в «Пьесе для пассажира» и в «Остановился поезд». Это символ рельс, по которым мы идем, или что-то другое?

— Я с символами не работаю. Когда появляются символы, значит уходит образность как категория. Эти железные дороги в картинах говорят об огромности страны. Если в любой другой стране если ты сел в поезд, то приезжаешь их точки «А» в точку «Б». А у нас, в России, ты садишься в поезд, отъезжаешь — и ты оказываешься просто в другой жизни. С помощью поезда ты можешь поменять судьбу. Ты сел в Москве и вышел где-то через сутки. Ты попадаешь в другой мир, это не точка «Б», это смена судьбы. Потому и движутся поезда.

— Вы неоднократно называли одной из проблем ВГИКа закон о платном втором высшем образовании.

— Неоднократно говорил – и не только я. Не только ВГИКа — это касается любого второго высшего образования. Это колоссальная проблема, на самом деле, очень существенная. Молодой человек заканчивает школу и поступает в какой-то институт, считая, что он идет туда, что называется, по призванию. Но ему 17-18 лет. Он может ошибиться в выборе профессии, и осознание в будущем этой ошибки всегда драматично.

А что касается творчества, как такового, люди, повзрослев, возмужав, получив какой-то минимальный опыт жизни, и что-то почувствовав в себе, какую-то тягу к писательству, к кинематографу, к музыке, имели возможность раньше, в советские времена, поступать и получать бесплатное второе высшее образование. С одной оговоркой — надо было отработать три года по полученной специальности.

Таким образом поступали люди не младше 24 лет. А в жизни так устроено, что 17-летний человек и 24-летний — это колоссальная разница, иногда просто разные люди. Вот такой возраст. А если человек уходил из предыдущей профессии, из уже привычного способа жизни, это означало, что его действительно тянет — может быть, действительно, почувствовал какое-то призвание.

Поэтому все режиссеры и драматурги, которых мы знаем в отечественном (и не только) кино, это все люди, пришедшие в него достаточно взрослыми. Дело даже не в биологическом возрасте. Дело в том минимальном жизненном опыте, который приходит к человеку к этому времени.

В отличие от вчерашнего школьника. Который по нынешним законам является идеальным абитуриентом, поскольку никак не замаран предыдущим образованием и может претендовать на бюджетное место. Он приходит — да, прекрасно, мы их всех любим, они мне все нравятся, у меня сейчас хорошая мастерская, они все очень молоды, все замечательно. Вопрос вот в чем: что, какую историю они мне расскажут как зрителю? Вот в чем дело. Без этого внутреннего, повторяю, хотя бы минимального опыта, не то что трудно… Возможно ли вообще о чем-то сказать? Ведь все, что говорит творческий человек, все, что он создает, — это ведь все равно из себя, изнутри себя. Даже если он экранизирует «Войну и мир» — это все равно через себя, все равно о своих ощущениях, о себе самом. И дело не в первичном образовании, дело в возрасте, в том самом возрасте, когда уже накапливается какой-то минимальный жизненный опыт. Вот в чем проблема.

А идеальный абитуриент — это вчерашний школьник, потому что человек замаранный предыдущим образованием должен за второе образование платить. И платить немалые деньги, а таких денег нет. И целый слой людей, могущих и имеющих что сказать проходит мимо всех творческих вузов.

Это положение приводит к инфантилизации как таковой всего того, что мы видим на экране у молодых режиссеров, потом — на экранах кинопроката и на экране телевизоров. Это все создания умов неопытных, вне опыта, это все либо копирование чего-то предыдущего, до них сделанного, либо просто придуманные вещи, не сотворенные, а надуманные.

Новости и материалы
В Госдуме предложили платить еще одну пенсию на день рождения пенсионеров
Венгрия раскрыла свою главную политическую цель
Названы самые опасные продукты для красивой улыбки
На Западе оценили удары ВСУ ракетами ATACMS по России
Сербская нефтяная компания находится под угрозой американских санкций
Жители Орла сообщили о сильных взрывах
Германия намерена усилить политическое давление на Грузию
В Киевской области произошли взрывы
Россия приостановила поставки зерна в Сирию
В Одессе произошли взрывы
Экс-спикер Рады оценил вероятность вступления Украины в НАТО
Иностранные гости России закупаются в крупных ТЦ и интернет-магазинах
В Северо-Кавказском федеральном округе временно закрыли аэропорты
В Раде оценили идею послать на Украину «миротворцев»
В бундестаге предложили отправить немецкие войска на Украину
Премьер Британии призвал G7 усилить поддержку Украины
ДНК загадочной женщины помогла найти связь между древнейшими людьми Европы
В МИД указали на лицемерие в докладе ЮНЕСКО насчет журналистов
Все новости