Цивилизация
Главным действующим лицом высокотехнологичной церемонии открытия оказался вернувшийся из священнослужителей в деятели светской культуры Иван Охлобыстин. Сценаристы и постановщики мероприятия не догадались или не рискнули дать артисту, ранее известному как отец Иоанн, побыть единым в трех лицах, и поручили ему сразу четыре роли в жанре киноисповеди.
Со сцены Охлобыстин вместе со зрителями смотрел на четыре экрана, где он последовательно перевоплощался в продюсера, режиссера, прокатчика и зрителя.
Сам имперсонатор подытожил увиденное, представившись «биологическим alter ego российского кинематографа» — своего рода сценическим воплощением концепции всеединства, согласно которой, несмотря на множество объективных (коррупция) и субъективных (взаимное недопонимание) препятствий, продюсер даст денег, режиссер снимет кино, прокатчик его покажет, а зритель, так и быть, посмотрит.
Конкуренцию креативному директору «Евросети» составили министр культуры Александр Авдеев и бывший министр культуры Михаил Швыдкой. Выйдя под тему из «Розовой пантеры» на сцену, дуэт обменялся парой загадочных шуток: Авдеев предположил, что Швыдкой должен быть в этот вечер «первым», в ответ культуртрегер со стажем в порядке «оговорки» предложил партнеру по мизансцене быть «последним», но тут же исправился и уточнил, что имел в виду — «настоящим». Искушая более политически ангажированными интерпретациями обмена любезностями, чиновники зачитали приветствия фестивалю от двух первых лиц страны. Швыдкой — за Медведева, а Авдеев — за Путина.
Более серьезным героем стал актер и режиссер Андрей Смирнов, которому вручили приз за «Честь и достоинство».
Принимая награду, актер, режиссер и председатель нового Киносоюза поделился аллегорическим анекдотом, то есть историей из жизни, из которой можно сделать два вывода: что когда настают тяжелые времена, кинематографисты не прочь выпить и что блага сваливаются на них ровно тогда, когда они уже ничего хорошего не ждут.
Открывали фестиваль «Два дня» Авдотьи Смирновой — выросшая из дружбы с Федором Бондарчуком, литературных пристрастий и желания снять артиста Бориса Каморзина картина про то, как столкнулись лбами федеральный чиновник (Бондарчук) и научная сотрудница (Ксения Раппопорт). Он приезжает превратить музей-усадьбу вымышленного «писателя третьего ряда» из тургеневского круга в эффективный девелоперский проект, она попрекает его презрением к духовности и держится за идеал чистой любви, которая выше плотских страстей. Довольно быстро выясняется, что он все-таки и книжки читал, а она не такая уж недотрога. Опасное столкновение современной России с собственным литературным наследием оказывается любовно воспринятым залом ромкомом с непременными для жанра составляющими вроде перерождающегося на пороге свадьбы героя.
Возможно, это первая отечественная удача в адаптации канона.
На второй день фестиваль перешел в рабочий режим. Утром показывали первую порцию произведений в конкурсе короткого метра. Открывать конкурс должна была картина дошедшего до режиссуры артиста Дмитрия Дюжева «БРАТиЯ», но по техническим причинам ее показ перенесли на более позднюю дату. Фаворитом же первого утра стала лента «Незначительные подробности случайного эпизода» Михаила Местецкого про пассажиров двух поездов, которые застряли посреди нигде. В очередной раз подтвердилась любовь отечественного фестивального зрителя к нарядно снятой философской лирике. Встают поезда, парень с мимикой молодого Тима Рота (Кирилл Кяро) видит в окне проползающего встречным ходом поезда девушку (Мириам Сихон). Та со скуки обнажает грудь перед незнакомцем — все равно поезда сейчас разойдутся навсегда. Но они не расходятся, а встают параллельно и основательно, а окна парня и девушки будут смотреть друг на друга гораздо дольше, чем можно было предположить. За неполные 30 минут ладно скроенная, техничная, но крайне декоративная шутка успевает обрасти метафорами, превратиться в аллегорию жизни и даже несколько раз перейти меру в количестве иллюстрирующих мысль режиссера виньеток.
Чем-то похоже на притчу о поездах «Море желаний» Шоты Гамисонии, который переносит на московские улочки разморенность солнечным светом приморского городка вместе с морем, которое не показывают, но которое всегда где-то рядом. Горы тоже рядом, хоть и оборачиваются пространством, знакомым любому, кто видел столицу с соответствующей смотровой площадки. История про двух беззаботных молодцев, московское домашнее (красное сухое), шутливые дорожные знаки (паруса, пловцы) и поэтически настроенного (на ту самую волну грузинского кинематографа от Абуладзе до Иоселиани) таксиста-патриарха тоже норовит из симпатичной зарисовки превратиться в квазиметафору, но вовремя притормаживает.
Днем лекцию о том, как становятся режиссерами взрослые, умные, образованные люди, прочитала француженка Клер Дени.
Перед встречей с женщиной, работавшей с Вендерсом и беседовавшей с философом Жан-Люком Нанси, а также снявшей «Шоколад» и «Что ни день, то неприятности», показали ее последний фильм — «Белый материал».
Вечером настало время показов первых фильмов из основного конкурса. Открыл смотр «Громозека» Владимира Котта — три перекрестных истории про отягощенный обстоятельствами кризис позднего среднего возраста у мужиков, которые когда-то вместе играли в школьном ВИА. Неприкаянные, подобно одноименному мультгерою, они теряются в ворохе жизненных обстоятельств. Капитан милиции (Каморзин играет примерно того же человека в форме, что в «Сказке про темноту» Хомерики, но добрее) давно затормозил где-то на нижних ступеньках служебной карьеры, хирург завяз в служебном адюльтере, а наиболее решительный из героев — водитель такси — для начала пренеприятно сталкивается с героиней Валерии Гай-Германики, а затем видит в фильме из ларька то, что лучше никому не видеть.
Продолжила вечер документальная картина «Родина или смерть» Виталия Манского. Известный документалист смонтировал из наблюдений за жизнью кубинцев фильм про то, что любые ужасы развалившегося социализма — от планового перезахоронения родных и близких (денег на содержание полноценных могил не хватает, и покойников по-социалистически «уплотняют», переселяя в более спартанские условия, отряхивая черепа и ломая им попутно кости, чтобы новые «квартиры» были впору) и маячащей фоном проституции до потерянной ноги или врожденных дефектов — не так страшны, если постоянно танцевать.
И чем тяжелее исходные данные, тем очевиднее благотворное влияние танца — наиболее позитивным оказывается как раз одноногий танцор. Соответственно, главные герои картины — участники старого кубинского музыкально-танцевального коллектива.
Вынесенный в название фильма девиз кубинской революции можно интерпретировать в том смысле, что смерть — она все равно достанет, куда с Кубы ни беги, а вот таких танцев нигде нет, и это примиряет с отсутствием иных благ. Пожалуй, героям «Громозеки» следовало записаться в соответствующий кружок. «Кинотавр», например, вечерами танцует — те, кто видел, как это удается президенту Гильдии киноведов и личному врагу Никиты Михалкова Виктору Матизену, могут быть спокойны за фестиваль.
