Цивилизация
Злые языки поговаривают, что возвращение этого автора в изобразительное искусство после долгого перерыва связано с резким ростом цен на его прежние произведения. Действительно, стоимость работ Семена Файбисовича на международных аукционах легко переваливает нынче за полмиллиона долларов. Эту конъюнктуру можно было счесть вдвойне неожиданной. Во-первых, фотореализм, исповедуемый автором, вроде бы никак не отнесешь к актуальным трендам – по общепринятой версии, направление дало дуба еще в 1980-е годы. Во-вторых, сам Файбисович к тому моменту, когда о нем вспомнили галеристы и коллекционеры, давно числился не живописцем, а писателем и публицистом.
Теперь он вернулся к старому занятию, вот и муссируется мнение, что повторное вхождение в одну и ту же воду мотивировано экономическими обстоятельствами.
Вообще-то считать деньги в чужом кармане неприлично, но сам художник утверждает, что на своей внезапной славе много не заработал. Продаются задорого его холсты советского и первого постсоветского времени, с которыми он когда-то расстался, – соответственно, весь навар достается нынешним владельцам. А свое возвращение к заброшенной было профессии Файбисович объясняет исчерпанностью литературного амплуа и появлением свежих идей в области изобразительного искусства. На нынешней персональной выставке соединились два периода – грубо говоря, можно сравнить «как было» и «как стало».
Кроме того, зритель здесь может поразмыслить и на более общую тему: с чего вдруг реанимировался интерес к фотореалистическим упражнениям?
Интерес этот, кстати, многие считали несколько нездоровым еще в ту пору, когда методы перевода фотографии в живопись выглядели вполне прогрессивными. В 70-е годы в Америке состоялся натуральный бум по этому поводу, и вскоре новомодная эстетика пробралась и к нам, за «железный занавес». Однако по обе стороны океана и по обе стороны «занавеса» всегда находились авторитетные люди, заявлявшие со всей решительностью, что фотореализм – никакое не искусство, а просто прикол, возведенный в ранг философии.
Жизнь вроде бы это мнение подтвердила: направление постепенно кануло в Лету.
И Семен Файбисович оставался одним из немногих адептов, не изменявших усвоенным принципам. Оставался до середины 90-х, после чего предпочел вообще завязать с артом, нежели ломать себя через колено.
Но, между прочим, на ретроспективной выставке как раз и становится заметно, что в действительности он не был таким уж правоверным фотореалистом. Может быть, Файбисовича даже следует считать выразителем кризиса, постигшего эту область творчества. По крайней мере, фотографическое натуроподобие нередко трансформируется у него в нечто более абстрактное – вплоть до неразличимой мути.
Недаром автору полюбился формат диптихов и триптихов, где он мог комбинировать «качественные» картинки с «бракованными».
Объяснение этому приему отыскивается в социально-политической сфере: советская жизнь была иллюзией, так что «испорченный» фотоснимок (и тем более «испорченная» картина с тем же сюжетом) становятся индикатором этой иллюзорности. Как ни трактуй творчество Семена Файбисовича с позиций отвлеченной эстетики, а все же стремление разоблачать идиллию выглядит главнейшим.
Сей пафос еще явственнее проступает в работах нового этапа, сделанных в последние два-три года. Вроде бы тут все другое: исчезли полиптихи, на смену прежнему пленочному аппарату пришла камера из мобильника с ее ужасающим качеством, которое художнику представляется большим преимуществом. Он с упоением выписывает на холсте грубые пиксели, сплетая из них орнаменты, – однако на удалении картины производят эффект документальности. И что же «задокументировано» художником?
Главные его герои – бомжи и пропойцы.
Не одни они, впрочем, но их на выставке всего заметнее. Можно сказать, автор специфическим образом фиксирует изнанку нынешней России. Мало того, эти сцены обладают свойствами литературного сюжета. По каждой картине можно сочинить коротенький рассказ, а то и повесть. Выглядит так, словно Файбисович наследует в своей нынешней работе передвижникам – и тут уж критики должны бы приходить в полнейшую ярость, поскольку передвижническая идеология давным-давно объявлена примитивной и не соответствующей духу настоящего искусства. Однако публичного неприятия эта деятельность не вызывает. Не исключено, что злопыхатели осторожничают: еще недавно остракизму подвергался предыдущий период творчества, а теперь за него вон какие деньги дают.
Глядишь, и сегодняшние работы Файбисовича со временем канонизируются.
В чем этому автору не откажешь, так это явном нежелании ходить со всеми в ногу. Такая установка способна побеждать, но по-прежнему остается непонятным: все-таки жив фотореализм или помер? Не имеем ли мы дело с галлюцинацией, навеянной упорством одного-единственного автора? По нынешним временам, чтобы ответить на этот вопрос, надо как минимум дождаться результатов лондонских аукционов.
