Цивилизация
Нынешнюю нашу ситуацию уже успели окрестить холодной гражданской войной. Признаки таковой действительно налицо. Чтобы предсказать ее результат, прежде всего следует понять, между кем и кем она идет. Одна из сторон очевидна: это власть, точнее — режим, точнее — Кремль. Собственно, он первым и начал эту войну, перейдя от «нормальных», т.е. легитимных, способов управления страной к чрезвычайным, разрывающим ткань правового пространства. Данная чрезвычайщина проявляется прежде всего в принятии законов, попирающих не только дух юриспруденции, но и элементарный здравый смысл.
Как можно делать штрафы за нарушение правил проведения митингов на порядок выше, чем за любые другие правонарушения и даже за отдельные уголовные преступления? Как можно обязывать некоммерческие организации называть себя иностранными агентами только потому, что они получают гранты от «заграницы»? Если агентские, т.е. представительские, обязательства не прописаны в соответствующих двусторонних документах, то понятие «агент» не имеет юридического содержания — лишь публицистическое, пропагандистское, причем в самой негативной трактовке. Как можно в ответ на зарубежные санкции против отдельных российских чиновников наказывать самую беззащитную категорию собственных граждан — детей-сирот, урезая их возможности обрести семью? Причем в условиях прогрессирующего сокращения числа российских семей, желающих усыновить сирот.
Другое проявление чрезвычайщины — заведомо неправомерное применение законодательных норм и сознательное нарушение всех и всяческих юридических процедур.
Как можно заводить уголовное дело против мертвого человека — вопреки воле его родственников и недвусмысленному решению Конституционного суда? Имеется в виду прежде всего ситуация с покойным Сергеем Магнитским, в обстоятельствах гибели которого в СИЗО следственные органы почему-то не обнаружили состава преступления.
На каком основании прокуратура проводит массовые проверки некоммерческих организаций, когда по закону это является прерогативой Минюста и налоговой инспекции? Прокуратура вправе лишь реагировать на заявления об имевших место нарушениях.
На эти вопросы нет вразумительного ответа в рамках логики правового государства — только в логике чрезвычайщины: если по закону нельзя, но приказано, тогда можно. Разумеется, вся эта чрезвычайщина — не от хорошей жизни: законные способы больше не гарантируют сохранения власти. Режим столкнулся с истощением своих главных ресурсов — роста цен на углеводородное сырье и пухнущего на их основе рейтинга Путина. И то и другое уже не растет.
В былые времена Кремль мог позволить себе возвыситься над схваткой, сознательно не вмешиваясь в споры между «самобытниками» и «западниками», традиционалистами и прогрессистами, популистами и либералами, сталинистами и антисталинистами. Более того, именно подчеркнутый нейтрализм помогал ему заручиться пассивной поддержкой неполитизированного большинства.
Сегодня кремлевское «ни рыба ни мясо» перестало работать. Большинство остается неполитизированным, но в этой неполитизированности все меньше снисходительности к власти и все больше раздражения из-за сосредоточенности последней на самообслуживании. Прежде Кремль, по сути, и не нуждался в поддержке этого большинства — вполне хватало его пассивности, конвертировать которую в электоральный доход было делом техники, точнее — информационных технологий и административного ресурса. Сегодня нужна именно поддержка, поскольку для все большей части населения Кремль — уже не арбитр, а один из участников игры.
С этой точки зрения, пожалуй, и следует оценивать появление т.н. доклада Сулакшина, в котором победителем думских выборов 2011 года объявлялась не «Единая Россия», а КПРФ. О сомнительных профессиональных качествах этого текста специалисты уже высказывались — гораздо интереснее политическая подоплека. Для многих этот документ явился свидетельством готовности Кремля «сдать» в ближайшее время не только «Единую Россию», но и Госдуму. Вывод этот представляется несколько поспешным.
То, что от «Единой России» Кремлю рано или поздно придется отказаться, — секрет Полишинеля. В нынешнем виде «партия власти» — обуза, имиджевый ущерб от нее того и гляди превысит все возможные выигрыши. Но пока этого не произошло, пока с ее помощью еще удается контролировать законодательные органы всех уровней, никто ее «закрывать» не будет. Во всяком случае, до назначенных на сентябрь региональных выборов, по результатам которых и станет ясно, годится ли на что-то «Единая Россия» или от нее пора открещиваться.
Еще менее убедительны предположения относительно готовности Кремля распустить Госдуму, с тем чтобы путем экстренного переизбрания получить более «легитимный» состав парламента. Во-первых, для власти ее собственное положение легитимно и безо всяких выборов. Во-вторых, не для того Кремль в течение последнего года «строил» Думу, добиваясь единодушного голосования по знаковым вопросам, чтобы теперь непонятно с какой стати демонтировать прекрасно управляемый механизм. В-третьих, на такие шаги, как досрочное переизбрание парламента, режимы, подобные современному российскому, идут в периоды расцвета и экспансии; когда же первоочередной необходимостью является консервация status quo, они предпочитают отменять очередные выборы, а не назначать внеочередные.
Скорее всего, публикация «доклада Сулакшина» — это дошедший до поверхности всплеск борьбы в окружении Путина, но уже не между «системными либералами» и «силовиками», а между «консерваторами» и «реакционерами». «Консерваторы» ратуют за осторожность и относительную гибкость, а также за максимально длительное сохранение Кремлем положения «над схваткой»; «реакционеры» требуют перехода в наступление, закручивания гаек, отказа от нейтралитета в противостоянии между «самобытниками» и «западниками» с однозначным принятием стороны первых против вторых.
Путин и его режим в последнее время и так сделали немало шагов в данном направлении: это и позиция в деле Pussy Riot, и «антимагнитский» закон, и много чего еще. «Доклад Сулакшина» побуждает к еще более решительному движению в сторону традиционализма: согласно докладу, на самом деле в обществе господствует не расплывчатый консерватизм, а агрессивно-«почвеннические» установки, главным выразителем которых сегодня является КПРФ, у которой и предлагается перенимать инициативу. Так это или нет, можно спорить. Бесспорно одно: чрезвычайщина ведет Кремль в том же направлении, в каком некогда шел СССР.
В борьбе за выживание может использоваться демагогия любого рода: она может быть охранительной, может быть прогрессистской, но не может быть политически нейтральной. Рано или поздно придется сделать окончательный выбор, и каким он будет, понятно и без дальнейших разъяснений.
В любом случае этот выбор станет не только окончательным, но, похоже, и последним — после этого никаких развилок на пути власти больше не останется.
Но кто же вторая сторона в холодной гражданской войне? Вряд ли таковой можно считать выстроенные президентской администрацией в шеренгу парламентские партии: «Справедливая Россия» изгоняет из своих рядов отца и сына Гудковых; лидер ЛДПР с думской трибуны разносит «компетентные органы» за недостаток рвения при поиске «иностранных агентов»; КПРФ раздувается от гордости по поводу того, что первой предложила запретить иностранное усыновление.
Мало подходит на эту роль и Координационный совет оппозиции, проводящий раз в месяц заседание, на котором принимается решение провести через полтора-два месяца дежурную акцию, на которой в очередной раз будут заклеймены кремлевские узурпаторы. Разумеется, в непримиримости КСО не откажешь, но сама по себе непримиримость не делает его равным по силам Кремлю.
Следует признать, что в нашем случае речь идет не столько о политической оппозиции (мы до этого, к сожалению, еще не доросли), сколько о протестно настроенной общественности, недостаток организованности которой компенсируется постепенно растущей численностью. Средоточие ее активности — не улицы, а интернет, откуда и наносятся удары по самым больным местам власти: коррумпированности и некомпетентности.
Разоблачение депутатов, не указавших в имущественных декларациях собственность, стоимость которой значительно превышает легальные депутатские доходы, — только начало этого процесса. Среди членов «партии власти» трудно найти некупленных.
Как в свое время Сталин коррумпировал партноменклатуру ежемесячными «конвертиками», так и Кремль прикармливает свою «социальную опору» должностями, деньгами и квартирами. Следы этого подкупа скрыть трудно: рано или поздно они становятся достоянием общественности — не без помощи, вероятно, представителей той же самой «партии власти», желающих утопить конкурентов.
Некомпетентность правящей элиты демонстрируется еще проще — обнаружением плагиата в диссертациях депутатов и чиновников. Любому человеку, имеющему отношение к научно-исследовательской деятельности, очевидно, что ни кандидатскую, ни тем более докторскую невозможно написать честно, если заниматься при этом административной либо политической деятельностью: элементарно не хватит ни сил, ни времени. Поэтому если некто написал диссертацию, уже будучи депутатом, чиновником (да и бизнесменом тоже), то ее можно смело заворачивать: в лучшем случае это будет халтура, в худшем — откровенный плагиат. Как правило, имеет место сочетание того и другого: диссертация заказывается какому-нибудь «научному сотруднику», который, в свою очередь, не желая особо утруждаться, компилирует выдержки из чужих работ, причем «для конспирации» выбирает наиболее серые и невнятные.
До поры до времени подобные проделки сходили депутатам и министрам с рук, но в условиях холодной гражданской войны «мелочи» перестают быть мелочами. Присвоивший чужие научные заслуги политик — это, по сути, самозванец: не тот, за кого себя выдает. И таких самозванцев среди представителей власти предостаточно.
В долгосрочной перспективе власть обречена на поражение в этой войне. Ей противостоят не лидеры, которых можно дискредитировать или посадить в тюрьму, и не партии, которые можно снять с выборов либо лишить регистрации, а широкий слой людей, на смену каждому из которых в случае чего выйдут десятки новых. Борясь с ними посредством «чрезвычайщины», власть только плодит собственных могильщиков.
Чрезвычайные средства эффективны лишь тогда, когда они включают массовые физические репрессии. Если для организации последних нет решимости и ресурсов, то результат предпринимаемых мер оказывается, как правило, прямо противоположным. Геббельс знал, о чем говорил, когда утверждал, что нет такой чудовищной лжи, в которую, при условии ее частого повторения, не готова поверить широкая публика. Но у министра пропаганды Третьего рейха имелось и другое утверждение: «Пропаганда утрачивает силу, как только становится явной». Именно с этим и рискует столкнуться кремлевская агитационная машина: одно дело — когда аудитории доступна единственная точка зрения, и совсем другое — когда интернет и неподконтрольные СМИ предоставляют возможность ознакомиться с контраргументами.
Конечно, имеется последний козырь — до сих пор высокий рейтинг Путина. Но и он не вечен, а самое главное — во многом напоминает бальзаковскую шагреневую кожу, которую полагалось использовать лишь в исключительных случаях, поскольку с каждым применением она неуклонно сокращалась в размерах. Прибегая к «чрезвычайщине», Кремль, по сути, впустую расходует неприкосновенный запас: пройдет какое-то время — и расходовать будет нечего.
Автор — руководитель отдела политологии фонда «ИНДЕМ»
