Цивилизация
По Москве прошелся Питер Гринуэй, представивший русскую версию своих «Чемоданов Тульса Люпера». Версия даже не столько русская, сколько культурологическая: в озвучивании участвовали Михаил Швыдкой, Даниил Дондурей, Кирилл Разлогов и прочие мэтры. Получилось прекрасно. Теперь хорошо бы тех же людей привлечь к озвучке других фильмов, а то в кино очень не хватает интеллигентных голосов.
В программе «Восемь с половиной фильмов» показали «Веру Дрейк» Майка Ли, получившую «Золотого льва» в Венеции. Любителям Майка Ли, рабочего класса Лондона, тупой повседневности 1950 года, драм, оказывающихся политическими фильмами, и великолепной актерской игры, смотреть надо обязательно. Тем, кто не уверен, что заставит себя сопереживать чудесной старушке Вере Дрейк, бескорыстно помогающей женщинам, попавшим в щекотливое положение, лучше сходить посмотреть, к примеру, мультик Миядзаки.
«Вера Дрейк» — прекрасный, предельно профессиональный, безукоризненный с точки зрения актерской игры, очень канонический и очень скучный фильм.
Ритм картины, снимавшейся без сценария, на одном Станиславском и внутрисемейных отношениях, мне лично показался невыносимо и неоправданно медленным. «Шагающий замок Хаула» Миядзаки, правда, тоже затянут раза в два, но красив настолько, что на сюжет можно не обращать внимания.
Ночью перед «Пушкинским» уличные музыканты поют всякое «Yesterday». Пьяненькая пара неуверенно танцует. Почти перед каждой премьерой к кинотеатру прибегают девочки — повизжать при виде кинозвезд. Говорят, девочкам за это платят. Врут, наверное: какая девочка откажется повизжать и за просто так?
А в конкурсной программе показали российскую картину «Космос как предчувствие» Алексея Учителя по сценарию Александра Миндадзе.
Какие-нибудь призы ей обеспечены, и не только потому, что это единственный российский фильм конкурса. История о попытке вырваться за пределы доступного мира, будь то Земля, СССР или однообразная тусклая жизнь, сюжетно совершенно завораживает, а визуально проваливается. Первая попытка Алексея Учителя поработать с «чужим» сценаристом (пара Учитель--Смирнова кажется столь же устоявшейся, как Миндадзе--Абдрашитов) привела к появлению «чужого» фильма. Такое ощущение, что для Миндадзе и Учителя важны совершенно разные детали, отчего герои и общая атмосфера размываются и текут.
Год запуска первого спутника, пограничный северный город, Иванушка-дурачок, занимающийся боксом. Евгению Миронову удалось сыграть совершенно лубочного, глуповатого и открытого русского парня, который и драться будет до последнего, и доносить на товарища с улыбкой, и котлеты жарить, и девку любить, и даже по-английски может шпарить, ничего, правда, не понимая. Соседка моя по залу в какой-то момент, после очередной открытой улыбки ни во что не врубающегося Миронова ахнула: «Он идиот! Я поняла! Это фильм про человека с умственными отклонениями, да?»
Нет, это фильм про русского, что многое объясняет.
В городе появляется чужак, поражающий героя своей крутизной: у него есть транзистор с «голосами», он может плавать в ледяной воде и вообще выглядит нездешним. Это первый космос, подражая которому герой пытается вырваться за пределы своего однообразия. Потом выясняется, что чужак хочет удрать из СССР, а герою говорит, что готовится в космонавты. Это главный космос, куда хочется сбежать. В конце фильма герой Миронова случайно встречается в поезде Мурманск--Москва (Москва — один из возможных космосов) с молоденьким Юрием Гагариным, еще даже не мечтающем о космических полетах. А в финальных кадрах дарит Гагарину, только что вернувшемуся из космоса, цветы. На титрах первый космонавт долго машет зрителям, улыбаясь своей знаменитой улыбкой. Почему-то кажется, что он сейчас запоет: «Перемен, мы ждем перемен».
История о предчувствии любого, пусть даже и чужого, космоса распадается на частные истории, в которые почему-то невозможно поверить.
«Транзистор — это политика», — говорят Миронову дружинники, после чего дружинников посылает в нокаут непонятно откуда взявшийся друг героя, и никому ничего за это не делается. Мироновский персонаж кидается через все кордоны с цветами к машине, в которой едут Хрущев и Гагарин, и никто его не останавливает. При том, что Учитель особо гордится своим вниманием к деталям, эти моменты сводят все его старания на нет. Получился у него не фильм, а что-то межеумочное, туманный вязкий воздух, серая морось.
