Цивилизация
Наверное, стоило бы украсить залы судебных заседаний, где вот уже который год идут слушания по так называемому «делу ЮКОСа», плакатами со слоганом «Раздави гадину!». Или, чтобы избежать упреков в прямом давлении на судей, выставить на дальних подходах к учреждениям Фемиды пикеты трудящихся с энергическими лозунгами времен еще троцкистско-зиновьевских процессов: «Вся …страна, десятки миллионов людей властно потребовали: взбесившихся псов расстрелять – всех до одного!».
Или хотя бы завести постоянную рубрику в теленовостях, где многодетная мать, передовой участник нацпроекта или знатный нанотехнолог в простых, но сильных выражениях рассказывали бы, почему не должно быть пощады членам «банды ЮКОСа».
На этом фоне действия судейских, прокурорских, уфсиновских и прочих многочисленных стражей российской законности и порядка в отношении злостных налоговых уклонистов и коварных манипуляторов с нефтяными и иными активами казались бы просто-таки проявлением милосердия.
Тяжелобольного Василия Алексаняна не хотят отпускать из СИЗО в лечебное учреждение и принуждают его, несмотря на плохое самочувствие, участвовать в судебных заседаниях? Так власти просто боятся, что если не обеспечить ему надежную охрану, разгневанные «миллионы людей», не дождавшись вердикта «самого справедливого суда в мире», совершат самосуд над этим «последышем банды» ЮКОСа. Начальник читинского следственного изолятора Валерий Герман грозит дисциплинарным наказанием объявившему сухую голодовку Михаилу Ходорковскому, который требует изменить Алексаняну меру пресечения и предоставить тому «квалифицированную медицинскую помощь в гражданском стационаре»? Товарищ Герман просто беспокоится о здоровье вверенного его заботам осужденного олигарха.
Поскольку правильного идейного задника сейчас нет (никто ни стоит у Симоновского суда с транспарантом «Медведев, защити нас от Алексаняна!», как в 2005-м стояли у Мещанского суда с плакатом «Путин, защити нас от Ходорковских»),
действия властей воспринимаются не просто как жестокость, но как бессмысленная жестокость.
Никакой объективной, даже с весьма специфической прокурорско-судейской и дознавательной точки зрения, причины, по которой несчастного Алексаняна нельзя отпустить лечиться, нет. Если за два года заключения следствию не удалось получить от него необходимые показания на его бывших руководителей, то вряд ли следует ожидать, что его-таки удастся сломать в оставшееся до суда время. Если от него не дождаться «помощи следствию», то какого ждать вреда от него на условной свободе? Что может сделать человек, который, узнав об очередном своем диагнозе (лимфоме), говорит: «Если честно, я еще даже не могу понять – что дальше…». Что он может сделать? Сбежать? Провести еще какую-то «вредительскую операцию»?
Позиция властей (пусть не политических, которые, конечно же, не могут вмешиваться в дела следственных органов, но судебных) в деле Алексаняна настолько, мягко говоря, лишена всякого смысла — явного, во всяком случае, – что самой вменяемой кажется версия внутрикорпоративных разборок. Милосердный Следственный комитет вроде готов был отпустить топ-менеджера ЮКОСа под залог, а злобная Генпрокуратура не дала это сделать. Суд и вовсе отстранился, сказав, что решение вопроса находится в компетенции следователя.
Эту историю можно было бы принять на веру, если бы не одно «но».
За все почти уже пять лет, что тянется дело ЮКОСа (начавшееся весной 2003 года с задержания Алексея Пичугина), «милость к падшим» не была проявлена ни разу.
Никаких поблажек не было сделано никому: ни больному Платону Лебедеву, ни матери двоих маленьких детей Светлане Бахминой. Все получили не просто «по полной программе», но даже больше. Недостаточно было дать Лебедеву и Ходорковскому по 9 лет, надо было еще и отправить их отбывать наказание в места весьма отдаленные. Надо было придираться к любой мелочи, превращая ее в провинность, чтобы и речи не могло идти об условно-досрочном освобождении. Надо продолжать раскручивать дело ЮКОСа дальше, вовлекая в него все новых людей, подвергая их спецдавлению, чтобы укреплять, подтверждать, подпитывать официальную версию о неполитическом, но чисто уголовном его характере. Усиливать, нагнетать ощущение опасности, от которой правоохранительные органы избавили общество.
И потому невозможно выпустить Алексаняна даже на время, даже чтобы подлечить его для суда. Потому что это будет означать признание, что вся линия властей не только в его отношении, но в деле ЮКОСа была чрезмерной, избыточно, неоправданно, немотивированно жесткой. К убийцам и насильникам наше государство в лице своих правоохранительных и судебных органов, как показывают многочисленные примеры (те же скинхедские дела), относится куда более снисходительно. С таким остервенением преследуют не нарушителей законности, но заклятых, непримиримых врагов и конкурентов. Тех, кто должен просто исчезнуть.
Узников замка Иф не выпускают поправить здоровье. «Милосердие — это поповское слово». И в нашей стране по-прежнему – карательная эра.
