Цивилизация
Геополитика - это, можно сказать, и есть полученный за сданную макулатуру детектив сегодня. Что оставалось советскому человеку, интерес которого к политике сполна удовлетворялся голосованием за блок коммунистов и беспартийных, и, с другой стороны, чего еще не хватает человеку нынешнему, который уже пресытился своей политической вовлеченностью и уже не ждет никакого драйва от внутриполитической стабильности?
Развязка в историях про разломы мироздания обычно не наступает, но так соблазнительно счесть, что эту развязку можно предугадать здесь и сейчас. И для пораженного геополитикой это уже и не противоречие, а, наоборот, ключ к пониманию всего. Почему началась война в Чечне? Да потому что трубопроводы, передел карты мира. А с политической точки зрения это еще и беспроигрышная игра. В ней можно делать любые ставки, потому что открывать карты не придется даже тому, кто придет много позже, потому что к этому времени про эти ставки никто и не вспомнит.
Может быть, Гейдар Алиев понял это первым. Он с философской усмешкой выслушивал рассуждения скептиков о последних советских геодезических исследованиях, по которым выходило, что цифры нефтяных запасов Каспия обременены как минимум одним лишним нулем, что пирамида блефа рано или поздно рухнет, и его имя будет проклято в веках. Алиев знал, что делал и что обещал, и собеседники понимали его с полуслова, потому что речь шла о геополитике, о новых жирных стрелках на карте мира, и игра увлекала всех. А для самого Алиева речь, между прочим, шла еще и о том, чтобы подарить трубу родной Нахичевани, которая после этого становилась для Азербайджана едва ли не Шотландией, отделенной к тому двумя государственными границами. В общем, речь шла обо всем, кроме одного единственного - собственно, экономике, пусть даже мировой.
Суетная политэкономическая реальность переживаемого момента - единственное, чему не находится места в этом зазоре между сегодня и метафизическим завтра.
Тонны металла, отлитые в трубу между Баку и Джейханом, обретают значение глобального символа, а отнюдь не средства транспортировки конкретной вязкой жидкости. И история продолжается в том же ключе. Сколько газа у наследника Туркменбаши? Хватит ему и на нас, и на Китай, и на Европу? Кого он хочет обмануть, ставя свою подпись под планами «нашего» Прикаспийского газопровода, и принимая миллионы от европейцев и американцев на разработку технико-экономического обоснования «не нашего» Транскаспийского проекта?
Это-то как раз совершенно неважно. Потому что те, кому предписано быть обманутыми, знают это не хуже тех, кто был прекрасно осведомлен о реальности запасов алиевского Каспия. Игра с нефтью, как игра на бирже, может позволить себе быть абсолютно виртуальной.
Благо денег на геополитические начинания жалеть не принято, а отдачи от них никто не ждет ни завтра, ни послезавтра, вот ведь в чем прелесть любого глобального проекта, будь то Великий шелковый путь или арктический хребет Ломоносова.
А бонусы - сегодня. Для Гейдара Алиева они так и назывались - многомиллионные бонусы за участие в конкурсах на участие в проектах века. Потом пошли инвестиции, безусловно, политические, потому что никто так и не получил тогда ответа на вопрос, где все-таки брать 50 миллионов тонн нефти, если Азербайджан даже в самых оптимистичных оценках больше, чем на 30 миллионов не тянул?
А потом эстафету подхватил Казахстан. Если кто и верит в то, что к 2009-му году казахстанский шельф подарит миру 80 миллионов тонн, то в 150 миллионов к 2015-му не верит, кажется, никто. Тем более, что счастье феноменальной добычи на Кашагане раз за разом откладывается, теперь на 2010 год, и едва ли кто может быть уверен в том, что эта отсрочка последняя.
Здесь, правда, имеются характерные различия в подходах. Те, кого разного рода энергетические концепции счастливо освобождают от рутинной необходимости заниматься реальной политикой, каждый этап переговоров на тему какого-нибудь очередного маршрута транспортировки объявляют днем национального триумфа. А, скажем, Китай, который добывает нефти втрое больше, чем Казахстан, нефтедобывающей страной себя не числит, его потребности как минимум раза в два больше, потому что энергоносители для него совсем не символ. И выясняется, что тот же Казахстан, автор очередного нефтяного чуда, в китайском списке поставщиков нефти находится среди аутсайдеров, и даже, построив очередной торжественно анонсированный трубопровод, Казахстан положения не исправит.
Это и есть реальность. Вполне геополитическая. Так что, Гурбангулы Бердымухамедову не приходится в отчаянии придумывать ответ на вопрос, где ему напастись на всех газа. Уже можно считать экспериментально доказанным, что геополитическая значимость трубопровода Баку-Джейхан, так долго считавшаяся первичной, не дожила даже до так пока не наступившего счастливого мига его полной загрузки. Труба - и труба, каких тысячи, служащая тому, для чего, в общем-то, и строилась - для прокачки конкретного количества нефти. И мир, как ни странно, не изменился, как не изменится он после выхода на проектную мощность еще одного геополитического шедевра, газопровода из азербайджанского Шахдениза в турецкий Эрзрум. Разве что Грузия снизит газовую зависимость от Москвы, что, впрочем, тоже в обеих странах могут считать геополитикой. И если даже предположить, что в обозримом будущем Ашхабад все-таки определится в том, что ему интереснее - берег Каспия или его дно, то спустя всего несколько лет мир, скорее всего забудет, каким великим значением для глобального соотношения сил этот выбор был преисполнен. И останется просто труба, по которой идет газ.
Геополитические построения вообще долго не живут.
В чем, впрочем, и заключается их сокровенный практический смысл.
Автор — Специальный корреспондент журнала The New Times
