Фактор человечности

Вечер вторника. Иду мимо синагоги в парижском квартале Маре. Перед синагогой двое полицейских в бронежилетах. Напротив, через узенькую улочку, еврейская школа. На входе двое крепких парней из еврейской общины.

Спрашиваю полицейских: «Никаких новостей?» Они не переспрашивают, типа, вы о чем. Качают головой.

Накануне, в понедельник утром, какой-то урод, в шлеме и на черном скутере, открыл огонь по людям, стоящим перед еврейской школой в Тулузе и убил четверых — 30-летнего раввина и его двоих детей 3 и 6 лет, семилетнюю девочку; ранил несколько человек, один человек все еще в коме. Сначала он схватил девочку и хладнокровно выстрелил ей в голову. Потом он выстрелил в голову еще троим. Один из свидетелей утверждает, что к шее убийцы была прикреплена видеокамера. Он усвистал на черном скутере по узким улочкам старинного города. За 4 дня до этого человек на черном скутере расстрелял неподалеку от Тулузы двух солдат из парашютно-инженерных войск. Еще 4 днями раньше убил одного солдата в Тулузе. Все солдаты были французами — выходцами из Африки, и все участвовали в миссии в Афганистане.

В тот момент, когда я пишу эту колонку, в среду днем, на экране телевизора параллельно две картинки: похороны убитых евреев в Иерусалиме и оцепленный спецподразделением дом в Тулузе, где находится предполагаемый убийца. Президент Саркози подтвердил, что все преступления взаимосвязаны. Заблокированный 24-летний Мохаммед Мера передал сообщение, что мстил евреям за убитых палестинских детей, а солдатам еще и за вторжение в Афганистан. Он блокирован в своей квартире с 6 утра, ранил через дверь двоих полицейских, обменял пистолет (предположительно, тот самый, 45 калибра, из которого совершил убийства) на мобильник, чтобы вести переговоры с полицией, у него на руках автоматы — УЗИ и «калашников» — и, по некоторым сведениям, гранаты. Нашли его братьев и сестер, а также его мать, которая отказалась помогать полиции, сославшись на то, что давно не имеет влияния на сына.

Министр внутренних дел говорит в эфире, что задача — взять подозреваемого живым и предъявить ему обвинения в суде. Около 14.30 появились первые непроверенные сведения, что подозреваемый был арестован. Министр внутренних дел опроверг их. Примерно в то же время в Тулузу прилетел президент Саркози, который был в городе и в понедельник, сразу после трагедии в еврейской школе.

Двое суток прошло с момента расстрела перед школой. Двое суток всего. Полицейские изучили порядка 30 тысяч досье. Вычислить подозреваемого помог тот самый черный скутер: Мера не успел его перекрасить и сбросить показатели системы навигации.

Полиция проделала огромную работу в минимальные сроки. Никакого ликования. Операция продолжается.

Французским спецслужбам достается от комментаторов: подозреваемый вроде бы связан с «Аль-Каидой» (организация запрещена в России), по некоторым данным, он был арестован в Афганистане в 2007-м и сидел в тюрьме в Кандагаре, бежал на следующий год, за ним должны были следить и не уследили. Но тут же в «Твиттере» появляется сообщение, что вроде бы в кандагарской тюрьме француза не было и человека с такой фамилией тоже.

Блогеры оттягиваются. Некоторые пишут, что Саркози пиарится на трагедии, сразу прилетел и в понедельник, и в среду — понятно, ведь выборы меньше чем через месяц. Читаю, а на экране Саркози с лицом сероватого оттенка говорит прощальные слова на похоронах убитых солдат. Он говорит: «Это были французские солдаты, и они служили во французской армии, и их расстрелял убийца, террорист…Но Францию не поставить на колени…» Очень сильный ветер сносит какой-то тент, натянутый на металлические реи, как раз в тот момент, когда Саркози кланяется гробу одного из погибших. Саркози подносит палец к щеке и носу. План недостаточно близкий, чтобы понять, слезы ли у него на глазах, от ветра ли, от пыли…

Появляется сообщение, что некто звонил за несколько часов до начала спецоперации в Тулузе на France 24 и сказал, что это он убийца, описал детали, напомнил, что во Франции запретили хиджаб. Журналисты тут же сообщили в полицию, которая с понедельника, как утверждают источники, прослушивала телефон подозреваемого. Следующее убийство планировалось на сегодня, говорит генпрокурор… Прямой эфир целый день по всем основным информационным французским телеканалам, прямые включения по всем мировым каналам...

Когда был Беслан, я редко выходила на улицу. Но иногда приходилось отрываться от экрана и бежать за сигаретами. Соседи и знакомые, которых я встречала, молча дотрагивались до плеча. Мне-то казалось, что я одинока в этой нормальной, не затронутой трагедией европейской жизни. Но это было не так.

Люди видели ту же картинку на экране, не верили своим глазам, не знали, как помочь, и не говорили пустых слов. А потом, когда все так невыносимо закончилось, ко мне пришли французы с вопросом, куда переводить деньги и как отправить помощь близким погибших и выжившим. И некоторые спрашивали, где был русский президент.

Тогда тоже был выборный год в России — 2004-й. Инаугурация прошла 7 мая, а трагедия случилась 1 сентября.

У российского президента, допускаю, были политические или пиаровские соображения не прилетать в Беслан в момент трагедии. У французского, допускаю, тоже были политические и пиаровские причины прилететь в Тулузу сразу, как только он узнал о случившемся, и потом, во время операции по захвату предполагаемого убийцы и на похороны убитых солдат. Но что-то мне подсказывает, что политик Саркози обладает тем минимумом нравственности, который не позволил бы ему не прилететь, даже если бы выборы были позади, как у его российского коллеги 8 лет назад. Конечно, то, как проявляется человек в трагической ситуации, — это в том числе часть его характера и способности чувствовать чужую боль и сопереживать. Конечно, то, как ведет себя президент в трагической ситуации, — это его характер плюс понимание собственной личной ответственности перед обществом, которое доверило ему руководить страной, и в том числе собственную безопасность. Это часть обратной связи с народом, которому он служит и которому решать, хочет ли он, чтобы этот президент послужил ему еще один срок. Сказать о неродившемся ребенке одного из убитых, что его отцом станет Французская Республика, — это эффектно, но общество и пресса не позволят этим словам остаться просто эффектными. Их придется выполнять. Потому что это открытое общество. Мне хочется верить, что, станет Саркози президентом или нет, Франции не придется краснеть перед родителями и вдовами убитых.

Дочь моей подруги печально (она не фанат нынешнего французского президента) сказала: «Сегодня Саркози выиграл выборы». Возможно, но не факт.

Если подтвердится информация, что подозреваемый бывал в Афганистане, а тем более, что сидел в тюрьме в Кандагаре и не был под наблюдением спецслужб, то не факт, что предвыборный рейтинг Саркози поднимется. Если подтвердится, что человек с биографией Мера ухитрился совершить семь убийств в течение нескольких дней, то Сарко припомнят все, включая его работу в министерстве внутренних дел. Поскольку среди убитых есть и мусульмане, то впереди, неминуемо, новая волна дискуссии о внутренней политике Саркози, о запрете на ношение хиджаба и так далее. Все французские политики очень внимательно подбирают сегодня слова, комментируя ситуацию, опасаясь, что одно неосторожное слово может дорого им обойтись.

Фактор естественного человеческого поведения политика в трагический момент вполне может сыграть как в его пользу, так и против него, так же как фактор непроявленной человечности вполне может не отразиться на рейтинге политика. Но помимо сиюминутной политики есть история.

Вот она, пишется у нас на глазах. Политический финал этого эпизода неизвестен. С определенностью можно сказать только одно: Мера или выйдет из своего укрытия в наручниках, или останется там трупом. И это тот абсолютно важный минимум, который смогли сделать французские власти, чтобы смягчить боль потери для близких убитых и хотя бы снизить градус шока и ощущения опасности у сограждан.