Время говорить

И все же вначале было слово. Слово — сакрально.

В этом смысле оно прямой конкурент власти, которую в России считают единственно сакральной. Ну, то есть нас уверяют, что именно власть в России сакральна. Причем любая — и царская, и большевистская, и власть убийцы, и власть проходимцев, воров, мелких жадных пацанов. Пацаны-то как раз понимают все про слово, поэтому первым делом взяли СМИ. Чтобы слова правильные, с их точки зрения, слушал электорат. Чтобы смеялись там, где им говорят смеяться. Чтобы восторгались тем, чем им велят восторгаться. Чтобы любили тех, кого им говорят любить. И не любили тех, кого им не велят любить. Это все через слово, хоть ты тресни. Не надо быть оппозиционером, чтобы понять, что если месяц по телеку будут говорить, что Путин хреновый премьер-министр, с той же интенсивностью, с которой сейчас говорят, какой он офигительный, то его рейтинг при всех тех же экономических и прочих показателях по стране полезет вниз. Если месяц смеяться над тандемом в эфире, то 2012 год перестанет казаться таким гарантированно безальтернативным. Если месяц вести прямые репортажи из залы Хамовнического суда, то Ходорковский с Лебедевым станут любимыми героями страны бессмертного ГУЛАГа, а прокуроры — в лучшем случае героями карикатур. Если с утра до вечера повторять как мантру, что свобода лучше несвободы, то люди как минимум это услышат. Если месяц выпускать в эфир Шевчука вместо попсы, то страна запоет по-другому.

Слово — жуткая сила. Оно произносится, пишется, поется — и начинает жить. Тут ведь главная проблема — его родить, это самое слово. Открыть рот и сказать. Просто, понятно и честно.

«Да… Коррупция тотальная. Воруют все. Система выстроила у нас сейчас в стране жестокую, жесткую, бесчеловечную власть. Народ мучается не только в тюрьмах и лагерях, но и в детских домах, больницах. Сколько сейчас беды, ребята… Ну вот, допустим, Ходорковский со своим другом… Сколько их можно парить? Они все долги уже отдали. Сколько можно их закатывать в бетон этот зоновский? А с другой стороны, посмотрите, сколько сволочи, около власти кормящейся, в погонах, с мигалками в башке, грабят нас, сбивают нас на дорогах, расстреливают нас в магазинах. И никто за это, по большому счету, не поплатился. Я обращаюсь к вам от всего сердца, друзья мои. Я хочу вам сказать, что все дело за вами: какие песни вы будете петь — такой и будет страна. Дело в ваших руках, ребята. Я не политик. Но рок — это не тогда, когда все хорошо, а тогда, когда что-то плохо».

Что, Шевчук сказал что-то, о чем никто не знал? Нет. Просто он сказал. Так, как он умеет говорить. Там, где обычно поют, а не говорят. Но он посчитал, что ему нужно не только спеть, но еще и сказать. И тысячи людей в Олимпийском (вмещает до 30 тысяч) услышали его живьем. Калининград отдыхает, между прочим. И больше 100 тысяч людей посмотрели в записи. И уверяю вас, что всякий раз в пробках мы будем вспоминать его слова о мигалках в головах. Слово не исчезает. Его можно упаковать в систему и научить работать на систему. Но всегда есть риск, что появятся тот или те, кто воспользуется свободой, в том числе слова. И тогда система начинает разрушаться. Она держится на слове и беспомощна против слова. Вот и все. Это надо просто понять.

Я прочла блог актера Алексея Девотченко, который призывает коллег не работать на эту власть: не принимать участия в съемках заведомо ура-патриотических, шовинистических, антисемитских и восхваляющих Сталина кинокартинах и телесериалах, не участвовать ни в каких театрализованных праздниках, организуемых Кремлем, Смольным, «Единой Россией», не принимать участия в передачах лживых и тенденциозных телеканалов — Первого, РТР, НТВ, ТВЦ, не являться на великосветские приемы и банкеты с участием «слуг народа», не принимать участия в правительственных концертах всех уровней и уж тем более — в корпоративных праздниках таких монстров, как ФСБ, МВД, «ЛУКойл», «Газпром» и т. д., не давать интервью путинско-медведевским печатным СМИ.

Не знаю, почему сейчас, почему не год назад и не два года назад, но почему-то пришло время говорить. От стыда ли за все происходящее за последние 10 лет, в чем так или иначе мы соучаствуем в лучшем случае собственным молчанием. От ощущения ли, что если и дальше молчать, то так нас и будут держать за безмозглых тварей, от которых требуется одно — не мешать ребятам во власти делать то, что им хочется.

Это и есть майдан, которого так боится власть. Это хуже майдана, потому что слово не разгонишь, на него не напустишь ОМОН. А законное право сажать за слово эта власть потеряла вместе со страной, которую начальники нынешних руководителей страны попытались неудачно сохранить в августе 1991-го. И дальше случится страшное. Непременно случится. И никакое бабло не спасет. Свое слово скажет кто-то из тех, на ком, собственно, и держится система. Какой-нибудь телевизионщик центрального канала скажет: баста, я не буду больше делать заказные фильмы про Грузию, про Ходорковского, про правозащитников, про шпионов из НКО, я не буду больше делать новости, в которых нету новостей. Он скажет то, что уже сказал Алексей Девотченко: что люди, которые профессионально работают со словом, они не с властью, а «со своими зрителями и слушателями, со своей культурой и со своей совестью».

Все начнется не тогда, когда закончится нефть. И не тогда, когда погонят с хлебных мест генералов ФСБ. Все уже началось, когда Шевчук об этом спел. Когда голосов стало два, пятьсот, сто тысяч. А еще не решившихся на слова, но уже научившихся их слышать — миллион. Когда слово обрело смысл и жизнь и системный фальшак стал очевиден. Все остальное, как показывает опыт человечества в целом и опыт нашей страны в частности, вопрос времени, в течение которого произойдет распад системы. А время, как известно, убыстрилось невероятно.