Цивилизация
Конституционный суд вынес половинчатое решение по жалобе Эдуарда Лимонова и оппозиционных депутатов на так называемый закон о митингах, поспешно принятый в начале прошлого лета. Принятие блока поправок в Административный кодекс и собственно в закон о митингах в редакции 2004 года прошло в рекордные сроки: второе и третье чтения, несмотря на попытки фракции «Справедливая Россия» замедлить дело путем внесения бесконечных предложений, были завершены за 11 часов, чтобы успеть передать документ в Совет федерации до каникул. А в целом время, понадобившееся на всю процедуру, составило 26 дней взамен обычных 112–131, требующихся, по данным Елены Мизулиной из «Справедливой России», при соблюдении регламента. Ускорение — в четыре-пять раз.
Общий смысл новаций заключался в максимальном ужесточении санкций против организаторов и закрытии лазеек для желающих протестовать без официального объявления о проведении митинга. Ненормальную скорость принятия закона можно, видимо, объяснить желанием продемонстрировать решимость властной вертикали, только что вновь возглавленной Путиным, отставить всякие церемонии в обращении с недовольными. Демонстрация вышла довольно убедительной: по новому закону того же Лимонова штрафовали трижды. Однако демонстрация демонстрацией, а по-настоящему жестко поправки так и не заработали. Более того, для практических репрессий они не так уж и нужны – уголовные дела по поводу беспорядков 6 мая ведутся и без них.
Фактически закон стал дубинкой, занесенной над протестным движением, но так и не использованной пока для по-настоящему болезненных побоев. Возможно, теперь у власти есть желание чуть-чуть ослабить вызванную напряженность, не отказываясь от избранного инструмента подавления.
Нынешнее решение КС очевидным образом выглядит как жест в сторону умеренности. В его постановлении содержится требование снизить минимальный размер предусматриваемых штрафов (чтобы можно было учитывать возможно бедственное материальное положение потенциальных штрафников), указывается на недопустимость возлагать ответственность за ущерб, причиняемый в ходе публичных акций, на их организаторов, и пр. Но эта умеренность носит очень ограниченный характер.
Главное заключается в том, что Конституционный суд отказывается рассматривать «указанный заявителем аспект, который к приводит к разрешительному характеру проведения мероприятия». Иначе говоря, весь подход к законодательству, давно уже сделавший конституционный принцип свободы собраний заложником процедур административного согласования, им решительно поддержан.
Никаких особых иллюзий насчет того, что может быть иначе, у заявителей, скорее всего, и не было. Ограничение свободы собраний, митингов и манифестаций было принципиальной позицией российского государства и тогда, когда потенциал протестных действий исчислялся десятками граждан. Было бы странно, если бы теперь, когда этот потенциал составляет десятки тысяч и включает не только готовых пожертвовать собственной судьбой уличных активистов, но и городских обывателей, власть вдруг собралась пересматривать эти принципы.
И тем более было бы странно ожидать подобных инициатив от Конституционного суда. Его роль как твердого защитника продекларированных в Основном законе принципов давно переосмыслена, и он выступает прежде всего в качестве охранителя политического спокойствия. Ради которого можно, конечно, даже Лимонову дать небольшие послабления.
