Цивилизация
У озвученной Дмитрием Медведевым и претендующей на целевую концептуальность формулы «Справедливое государство, сильное гражданское общество, благополучие людей» есть, как минимум, одно безусловное достоинство. Она афористична и апеллирует к определениям, которые сами по себе являются сугубо положительными.
Возможно, «Справедливость. Сила. Благополучие» не может претендовать на сравнение с триадой «Свобода. Равенство. Братство». Зато вполне сопоставимо с формулой «Свобода. Равенство. Собственность» — модификацией, которой Наполеон заменил исходный революционный лозунг.
Кстати, интересно, что в новой целевой формуле никак не обозначена тема собственности. Конечно, и наполеоновский слоган в явном виде не давал ответ на то, кому будет принадлежать эта собственность. Но фиксировал, что собственность, точнее, право и гарантии на обладание ею — важно. Нынешняя российская власть вообще эту тему обходит. Не только не говорится, у кого должна быть собственность, но никак не обозначается, насколько она гарантирована хотя бы тому, у кого она есть. Очевидно, это оставляется для мудрого разрешения справедливого государства.
Но в целом — звучит красиво: «Справедливое государство. Сильное гражданское общество. Благополучие людей». Хотя и неопределенно, и даже тревожно. Неопределенно потому, что, в конечном счете, вряд ли кто-то возьмется утверждать нечто противоположное?
Когда большевики провозглашали свою триаду «Мир народам! Земля крестьянам! Фабрики рабочим!», то подразумевались и те, кто требовал вести войну до победного конца, и те, кто полагал, что земля должна быть сохранена для помещиков, а заводы — для капиталистов. Была ясна позиция, было ясно, чьим интересам она отвечает, а чьим противоречит.
Нынешняя формула в принципе не предполагает иного.
Кто станет провозглашать: «Несправедливое государство, слабое неструктурированное гражданское общество, нищий народ»?
А потому отчасти кажется воспроизведением извечного пропагандистского алгоритма Жириновского: «Все — всем». А отчасти — примитивной вариацией тезиса об общенародной собственности: «Все, значит ничье».
Если в ответ на лозунг даже в принципе нельзя выдвинуть контрлозунг, то, значит, он по сути ничего не означает. Или может означать что угодно.
В зависимости от того, что понимать под Справедливостью, Гражданским обществом и его силой, Благополучием и его источниками. Именно это и тревожит в красивой медведевской формуле.
Тезис о справедливом государстве вызывает вопросы двух уровней. Первый, вполне традиционный, в чем, собственно, справедливость данного государства? Дело даже не в различиях трактовок этого понятия в разных культурах. Вряд ли кто-либо из правителей, особенно создавших свои политические системы, считал их несправедливыми. Ни Пиночет, ни Гитлер, Ни Карл Первый, ни Людовик Шестнадцатый, ни Николай Второй. Каждый из них, скорее, верил в то, что является носителем высших представлений о справедливости.
Вопрос и в том,
относительно чего реализуется справедливость. Относительно оплаты чиновников? Подчинения государства воле большинства? Следования его деятельности служению целям, которые оно считает справедливыми?
Используемых методов правления? И вообще, что здесь должно быть выше: закон или справедливость? Право или Этика? Никогда и никому еще не удавалось добиться тождества этих начал — потому они и существуют как разные начала.
И вот здесь мы выходим на второй уровень тревожности. Очевидно, справедливое государство — то, что решает находящиеся в его ведении вопросы в рамках определенного понимания справедливости. И дело уже не в том, что трактовки различны. А в том, что
государство оказывается субъектом определения справедливости. Либо есть еще какой-то высший орган, надгосударственный орган, интерпретирующий, что справедливо, что нет: Тайный Совет Чести, Политбюро той или иной партии, верховный шариатский суд и т. д.
В этом случае, это что угодно, но не правовое государство. Поскольку власть осуществляется не по закону, а по совести. И чья это будет совесть?
Более того, говоря о «Справедливом государстве», мы признаем за ним прерогативу решения уже не только правовых и политических, но и моральных вопросов. То есть право на регулирование вопросов морали и нравственности. Приятная перспектива.
И что вообще будет первичным: Справедливое Государство или справедливое общественное устройство? И возможно ли первое без второго? Если ответ положительный, то государство представляется нам в роли цивилизатора в отношении варварского общества. Почти по Гоббсу: государство, как очаг цивилизации, противостоящий хаосу гражданского общества. Уровень представлений о государстве примерно четырехсотлетней давности.
Не меньше вопросов вызывают и две другие части медведевской триады.
Сильное, развитое гражданское общество — это что? Общество, имеющее достаточную силу для контроля за государством? Ведь сущностное понимание гражданского общества — это совокупность отношений без посредства государства. Или это общество, имеющее достаточно силы, чтобы государству посредством его (общественных) структур можно было без труда решать поставленные им задачи?
Опять же, предполагается, что государство будет справедливым. А общество? Если будет, то откуда возьмется эта справедливость? И в чем она будет состоять? Вряд ли имеется в виду, что российское общество справедливо уже сегодня. Если так, очевидно, его должно сделать справедливым государство. Внедряя и утверждая какие общественные принципы? Про это ведь не говорится.
И вообще, кто будет ставить цели общественного развития и государственной политики — общество или государство?
Если ограничиться формулой «За обществом — сила, за государством — справедливость», получается, что цели-то должно ставить государство, а общество — лишь обеспечивать его силой для достижения этих целей. То есть государство в этих параметрах — всадник, а общество — несущий его скакун. Еще одна заманчивая перспектива.
Отчасти ответ должна вроде бы давать третья составная формулы: благополучие граждан. Но, среди прочего, вот какой вопрос: благополучие — на какой основе?
Справедливого распределения государством материальных ресурсов — это картина одна. (И с множеством очевидных вопросов). На основе права каждого на обогащение? Другая картина и другие вопросы — причем не в меньшем количестве. Граждане будут благополучны, потому что их благополучным сделает государство? Или они будут благополучны потому, что основой их благополучия станет их собственная деятельность?
Или они достигнут благополучия потому, что будут созданы общественные условия, позволяющие каждому из них реализовать свой творческий потенциал?
Правда, в уточнении говорится, что основой благополучия может стать только рыночная экономика. Уже определенность. Только, с одной стороны, при чем здесь тогда государство как высший гарант справедливости? А с другой — стоит учесть, что подавляющее большинство граждан (согласно соцопросам, более половины) предпочли бы экономику государственно-распределительного типа, и лишь менее 30 % — экономику, основанную на рынке и частной собственности. Как тогда у нас с подчинением государства воле большинства?
Итак, формула предложена вполне красивая. Но малопригодная для поиска ответов на конкретные политические и социальные вопросы. Пока можно лишь констатировать, что будущая власть торжественно заявила, что она за все хорошее, против всего плохого. Только разве когда-нибудь правители говорили что-то иное?
