Цивилизация
Объятый пламенем монах Иван Семенович (Тимофей Трибунцев) просит прибежища в монастыре, служители которого с удивлением обнаруживают, что огонь не нанес телу гостя никакого вреда. Дальше Иван, заикаясь и прихрамывая, творит другие чудеса: очищает от скверны местный колодец, вылавливает к столу гигантскую чудо-рыбу и заставляет белье самостоятельно стираться в озере. Налицо все признаки святости, которые тут никому, разумеется, невыгодны, а значит, героя ссылают в дальний скит. Здесь-то и выясняется, что наряду с благочестивым сердцем в его тщедушном теле поселился еще и кудрявый бес по имени Легион (Георгий Фетисов).
«Монах и бес» — единственный российский фильм в конкурсной программе 38-го ММКФ, и к нему закономерным образом было изначально приковано особое внимание.
На первый взгляд, православная драма смотрится странновато в компании бразильского магического реализма («Память забвения»), конспирологического детектива про убийство Пазолини («Козни»), гей-драмы («Центр моего мира») и других иностранных картин. На поверку же «Монах и бес», несмотря на очевидную апелляцию к пресловутым духовным скрепам, в общий контекст вписался лучше, чем ожидалось, поскольку оказался комедией.
Как рассказал на пресс-конференции режиссер фильма Николай Досталь («Облако-рай», «Петя по дороге в Царствие Небесное»), идея фильма возникла из разговора со сценаристом Юрием Арабовым, в котором он произнес фразу: «Может ли черт стать человеком? Черт его знает». Примерно так формулируется и посыл «Монаха и беса». Надо сказать, что это уже вторая подряд комедия в богатой фильмографии Арабова — главного российского киноспециалиста по духовности, на счету которого уже есть «Орда» (организация запрещена в России), «Юрьев день» и сокуровский «Фауст». Год назад на ММКФ состоялась премьера «Орлеана» — «фантасмагории греха» (по авторскому определению), которая на деле является смесью циркового представления про конец света и мотивов «Мастера и Маргариты».
«Монах и бес» в этом смысле сделан попроще.
Это юмористическое представление по мотивам жития святого Иоанна Новгородского, который летал на бесе в Иерусалим.
Авторы картины сообщают, что хотели придать происходящему некоторой современности, посему герои то и дело принимаются говорить злободневными сентенциями про воровство и плохие дороги, которые несколько выламываются из общей стилистики кино про ХIX век. В какой-то момент на экране, впрочем, даже появляется император Николай I, но даже ему приходится прижимать к ногтю коррупционера Бенкендорфа, который, в свою очередь, спит с томиком пушкинского «Бориса Годунова» на прикроватной тумбочке. Что касается фантастического элемента, то, несмотря на солидный 120-миллионный бюджет, спецэффекты вроде вознесения героев к облакам и самостирающегося белья напоминают разве что об опыте комбинированных съемок в фильме «Чародеи».
Основные же силы авторов, очевидно, были направлены на то, чтобы натолкнуть зрителя на важные размышления о душе вообще и русской душе в частности.
Однако божественная комедия — жанр деликатный, и простым совмещением гэгов со сценами православных чудес добиться успеха здесь не выходит. Остроумно придуманный «Монах и бес» постоянно срывается в крайности. Великолепная, тонкая работа Тимофея Трибунцева, который тянет фильм в сторону чуть ироничной духовной драмы, но в остальном авторы будто бы стесняются поднятой темы и пытаются потрафить вкусам гипотетической публики. То тут то там из сюжета торчат Фауст и другие чертовы компаньоны, а сам нечистый в изводе Арабова и Досталя не вызывает трепета или неприятия, а играет на волынке и предпочитает, чтобы его называли Легиоша. В итоге киножитие неумолимо скатывается в кособокий постмодернизм — дьявольское, как ни крути, изобретение.
