В том, что слово и изображение как-то связаны между собой на подсознательном уровне, особых сомнений нет, но характер этой связи все же не удается сформулировать однозначно. Кто-то полагает, что «в начале было слово», а любая картинка – всего лишь иллюстрация; кто-то уверен в самоценности изображения, отводя текстам роль необязательных комментариев. В разные времена происходили попытки синтеза двух видов творчества – вспомнить хоть шумерские глиняные таблицы, или средневековые манускрипты, или афиши эпохи модерна. За историю человечества образцов симбиоза вербального с визуальным наберется несметное количество, но вряд ли можно говорить о том, что тайны больше не существует.
Нынешняя выставка в ГЛМ, пожалуй, тоже не претендует на расшифровку загадочного родства между поэзией и изобразительным искусством.
Однако здесь представлена своего рода антология случаев, когда литераторам по каким-то причинам было недостаточно слов, чтобы высказаться сполна.
Из этих примеров возникает прихотливая мозаика, каждый фрагмент которой в отдельности подлежит толкованию, а вот сумма их – не очень. Скажем, понятна природа агитплакатов Маяковского для «Окон РОСТА» или же смысл рисунков Эдуарда Багрицкого к поэме «Дума про Опанаса», которая требовала сценографических решений в ходе оперной постановки. Понятен жанр портретных зарисовок Сергея Городецкого, запечатлевшего на клочках бумаги образы коллег-современников – Сергея Есенина, Алексея Толстого, Бориса Пильняка, Михаила Кузмина. И не вызывают никакого недоумения рисунки Андрея Белого, на которых он искал визуальные эквиваленты своим персонажам из романов «Петербург» и «Маски»: очевидно, что для него это занятие было частью творческой кухни. Количество авторов и сюжетов нарастает от зала к залу – и все более очевидным становится, что общий знаменатель не выводится.
Каждый случай чем-нибудь, да уникален, каждый экспонат привязан к собственному бэкграунду и требует отдельных объяснений.
Словом, выставка воспринимается как коллекционная, а не концептуальная – и как раз в этом заключается ее обаяние.
Если задача не имеет единственно верного решения, особенно занимательными оказываются предпосланные ей условия. В данном случае – многочисленные подлинники из фондов музея и частных собраний. «Рисунки поэтов» входят в программу Фестиваля коллекций современного искусства, организованного ГЦСИ, так что упомянутый выше коллекционный характер проекта уместен еще и по формальной причине. Однако важнее то, что сам материал заведомо пунктирный, обрывочный, эпизодический. Как правило,
у поэтов не бывает персональной стратегии в области изобразительного искусства, для них это эксперимент или забава, намеренный жест или просто привычка.
Даже крымские акварели Максимилиана Волошина, которым он посвятил многие годы, все равно воспринимаются как часть его литературного мировоззрения, несмотря на их высокое художественное качество.
Иначе говоря, не очень оправданно было бы строить экспозицию, основываясь только на внешних признаках принадлежности работ к определенной эстетике. Куда бы в таком случае деть весьма бесхитростные (по манере, а не по мысли) почеркушки Иосифа Бродского, отправляемые им из ссылки Евгению Рейну?
И по какому ведомству проводить неуклюжие портреты Гитлера, Юкио Мисимы и Че Гевары, исполненные Эдуардом Лимоновым в придуманном им цикле «Иллюстрации к священным монстрам»?
Классифицировать здешние экспонаты по привычным для арт-сцены категориям при желании можно, но незачем. Что с того, к примеру, что написанные фломастером на белых рубашках сонеты Генриха Сапгира образуют так называемый арт-объект? В этом контексте художественные термины мало что значат, пусть даже речь идет о людях вроде Дмитрия Пригова, которые были своими и в поэтическом, и в художественном цехе. Равно как и нет смысла включать здесь профессиональные критерии для оценки изображений: тогда придется некоторых гениальных поэтов счесть плохими художниками, что вряд ли справедливо, ибо они «в рафаэли и веласкесы» не напрашивались. Выставку в Литературном музее стоит воспринять как приключение в пограничной зоне, покинутой охранниками с обеих сторон. Блуждаешь и не знаешь в точности, на чьей ты сейчас земле. В отсутствие полосатых столбов и запрещающих надписей этот пейзаж выглядит крайне привлекательным.