Цивилизация
Всем известно, что фотография бывает концептуальной. Про «дюссельдорфскую школу» многие у нас тоже наслышаны. И даже могли видеть в Москве персональные выставки столпов той самой школы – Бернда и Хиллы Бехер, а также их ученика Андреаса Гурски. Нынешний экспонент принадлежит к этой же плеяде: он изучал фотографию в Дюссельдорфской академии искусств под присмотром именно Бернда Бехера. От наставника он перенял любовь к завершенным, самодостаточным формам, но со временем начал «изменять» чистой фотографии, запав на виртуальные методы.
Посему сразу оговоримся, что сторонникам фотографического пуризма (никакой цифры, никакого компьютера, никакой ретуши и монтажа) выставка Касперса противопоказана. Остальные найдут здесь немало для себя любопытного.
Художник даже не старается делать вид (по крайней мере, в работах последнего десятилетия, которые и показывает в музее московская Frolov Gallery), будто ищет вдохновения в мимолетности жизненных впечатлений. Мимолетность его совершенно не интересует – так же как и документальность. Касперсу необходимы пластические формулы, и для этого он готов обращаться с реальностью как ему заблагорассудится. Впрочем, не стоит думать, что в его работах торжествует произвол. Автор довольно строго придерживается своей системы, а у системы есть правила. Поняв их, можно понять и все остальное. Ральф Касперс не оголтелый сочинитель, упивающийся почти безграничными опциями фотошопа и прочих графических программ. Компьютер ему требуется, чтобы выводить метафоры. Скажем, в художественной литературе можно и приврать для красоты слога: за руку ловить не станут, если получилось удачно. Почему бы такой принцип не применить к фотографии? Для Касперса визуальные материалы, добытые с помощью фотоаппарата, – это своего рода «сырье», из которого он извлекает путем различных ухищрений авторский «конечный продукт».
Как правило, «продуктом» являются монументальные, от двух до четырех метров по длинной стороне, композиции.
Что конкретно на них изображено, зависит от намерений творца. Он с легкостью меняет масштабы и диапазоны объектов своего внимания: иногда использует микросъемку, запечатлевая мух, а порой замахивается на неоглядные пейзажные панорамы. Важен не изначальный масштаб, а финальный смысл. Если сфотографировать пшеничное зерно в капле воды и затем клонировать это изображение сотни раз, причем в пределах одного и того же произведения, то получится символ алкогольного производства на конвейере. Более остро – десятки и сотни пуль, выпущенных из АК-47 и летящих в неведомую цель. При виде характерной фактуры черной икры сразу представляешь себе то чавканье, с каким серебряная ложка могла бы выгребать эти липкие зерна из какой-то бездонной емкости. Несомненная аллегория роскоши. А бесчисленные ряды личинок неведомых насекомых наводят уже на мысль о механизмах природной репродукции. Трактовки очень разные, но стоит отойти от этих работ на некоторое удаление – и все они будут внешне похожи друг на друга. Всего лишь большие прямоугольники с едва различимым раппортом. В концептуальной провокативности Касперсу не откажешь.
А с объектами мегаразмеров он управляется иначе. Всякий раз по-разному.
Здесь тоже без клонирования и монтажа не обходится, но на смену настойчивой тиражности приходит изобретательность. Например, едва ли у кого из наших соотечественников не возникнет на лице ухмылка при виде произведения, именуемого «Кремль». Вроде бы все как в реальности: толпы туристов, крепостная стена из красного кирпича – но уж больно высока та стена... Да что там говорить: не бывает таких стен, чтобы небо затмевали. Ложь, искажение, ирония, издевка – но и метафора в том числе. Вполне нам понятная.
Однако Касперса все-таки не стоит считать тотальным иронистом – он больше философ, а местами и откровенный эстет.
Когда он дорисовывает небо над Нью-Йорком почти до стратосферы, то не столько уличает «пиндосов» в мании величия, сколько любуется красотой композиции и размышляет о бренности успеха. Даже такие работы, как «Один миллион евро» или «Золото» (в первом случае представлена башня из банкнот, во втором – цитадель из слитков), неверно было бы рассматривать в качестве одной лишь сатиры на ценности капитализма. Художник обнаруживает здесь красоту неподдельную, хотя в его понимании она ничем не лучше и не хуже любой другой красоты. Мухи и стадионы тоже симпатичны. А величественнее всего, когда над кенийской саванной встает радуга и стада слонов и жирафов олицетворяют безмятежность Эдема. «Жаль, что это снилось мне...» Но сны можно сфотографировать и доработать в компе.
