Газета.Ru в Telegram
Новые комментарии +

«Мы протестуем или бунтуем?»

«Богатство нашего прошлого всегда позволяет найти примеры, подтверждающие правоту той или иной позиции», — сообщил директор российской разведывательной службы Сергей Нарышкин на форуме «История для будущего. Новый взгляд», который на днях провели Музей Победы и Военно-историческое общество.

Еще он цитировал князя Петра Вяземского: «Какой патриот… не хотел бы выдрать несколько страниц из истории отечественной?» И сам же возражал: «Однако делать это категорически недопустимо. Ведь прикладная ценность исторического опыта, его практическая значимость и польза в таком случае будут утрачены».

Есть ли у прошлого прикладная ценность и куда ее в таком случае прикладывать, вопрос неоднозначный.

По мнению выступавших на форуме, все страны мира сильно искажают историю в угоду сиюминутным идеологическим целям. И только одной России это не нужно: все, что нужно России, — это говорить правду, а делать это, как известно, легко и приятно.

Лично меня, как человека частного, но все же обладающего гражданской позицией, последнее время очень волнует тема государственного насилия. То в Белоруссии, где у меня много близких знакомых, полиция избивает и калечит граждан, вышедших на несанкционированное, но мирное волеизъявление. То простых свидетелей (не обвиняемых) в Нижнем Новгороде обыскивают с вежливой, но абсолютно сокрушающей безжалостностью, изымая личные вещи и подвергая унижениям. То журналисту подбрасывают наркотики, и его приходится отбивать всем профессиональным корпусом. То приговоры накидывают несоизмеримые с обвинением, которое при этом не выглядит доказанным.

В общем, понятно, что все это не просто. Это сигнал, который власти посылают с ними несогласным — мы не пойдем на уступки, мы будем жесткими, сила в наших руках, мы вам ее демонстрируем и вам лучше подчиниться и не раскачивать лодку. Иначе — пеняйте на себя. Этот жесткий вариант государственного поведения сегодня, очевидно, считается единственно правильным. По этой логике, если власть не проявит твердости, то ее сочтут слабой, и тогда начнутся хаос и разрушение.

В мультике «Южный парк. Пандемический спецвыпуск» есть такая сцена: два обывателя устремляются вслед за соседями на площадь с неизвестной им пока целью, и один у другого спрашивает: «Мы протестуем или бунтуем?»

Так вот, в разные времена в разных странах в стремлении избежать бунта власти запрещали протест, лишая тем самым народ способов публично выражать свои чувства. Но запретить эти чувства иметь никакая власть не может. А невыраженные чувства как раз поднимают протест до бунта.

В истории нашей страны есть много примеров того, как власть, всегда в России вертикальная, стремясь избежать беспорядков, именно на них и напарывалась. Причем в такой фазе, когда остановить ответную волну насилия уже невозможно. Можно привести много примеров, когда недовольные граждане проявляли свое несогласие в форме, законом вполне предусмотренной, но не разрешенной конкретными представителями власти, на что государство отвечало применением грубой силы, дабы застращать ослушников.

Это метод давний, общий для всей мировой истории — устрашение работает эффективно. Но вот беда — недолго.

Насилие в цивилизованном государстве является абсолютной прерогативой власти, на этом держится общественный договор.

Аппараты насилия — полиция, армия, прокуратура, суды, тюрьмы — признаются необходимым злом, существующим для сохранения порядка. Никто не хочет жить в мире, где его не защищают от проявления насилия.

(Ну, да, в США есть правые радикалы, которые считают, что, имея оружие, сами отлично справятся с любым преступником, но в основном люди доверяют эту роль государству. Однако доверяют до тех пор, пока они уверены, что баланс справедливости соблюдается).

Когда наказание несоразмерно поступку, общественное сочувствие тут же переходит на сторону наказываемых. Которые уже выступают в статусе жертвы. Даже если жертва не белая и не пушистая.

Современные СМИ делают каждый такой акт нарушения конвенции зримым и выпуклым, и никакие попытки очернить жертв, представив сведения об их социально неприемлемом поведении, уже не работают.

Если внутреннее чувство справедливости заставляет граждан подозревать в государстве насильника без нужды, власть теряет сначала моральную легитимность, а позже и юридическую.

Так произошло во время русских революций 1905 и 1917 года, так случилось и в 90-е годы, и во времена Смуты. Впрочем, ничего специфически российского в этих примерах тоже нет,

В революциях, конечно, нет ничего хорошего, это очень неприятные моменты в жизни общества, которое страдает в эти периоды куда сильней, чем в период до их начала. Но нарушение нравственного баланса делает эти эксцессы неизбежными, как борьба иммунитета с инфекцией повышает температуру тела.

Бунт происходит тогда, когда протест не услышан. Когда в обществе нет нормальных каналов для обсуждения и выражения мнения, когда не налажены механизмы компромисса и согласования. Когда в школах учеников, а зрителей перед телевизором не учат обсуждать самые разные проблемы и находить выход из конфликтов, разумно и спокойно, не подавляя человеческое достоинство ни одной из сторон.

Превышение меры допустимого насилия со стороны любого государства рождает естественное сопротивление, которое дискредитирует и разрушает власть еще до ее реального поражения.

Насильственные действия, совершаемые от лица государства, перегружены эмоциональным и символическим значением. Очень сильно растет степень проявления эмоций — гнев, ярость и ненависть возникают с обеих сторон. Конечно, последствия проявленного насилия (побои, увечья, унижение достоинства) вызывают страх, но еще они формируют желание мести. Насилие порождает насилие.

Обращаясь к истории, можно увидеть, что наиболее чувствительны к такого рода реакциям прежде всего молодые образованные люди, те самые, на которых должна опираться преемственность развития страны. Сегодня они видят, что власть вместо того, чтобы способствовать формированию сложных социальных связей в обществе, все чаще прибегает к принуждению, к силе, подавлению. Это, с одной стороны, создает для них образцы поведения, которые потом будут воспроизведены в новой фазе, а с другой — снижает сегодняшнюю эффективность управления.

Я все же исхожу из того, что люди, оказавшиеся в силу обстоятельств ответственными за принятие решений — в том числе и за насилие — стараются этим не только решить свои личные проблемы, но и сознают свой долг перед гражданами, потомками, историей, Богом — не так важно, чем они мотивированы.

Могут ли они предпринять шаги, которые изменят эскалацию насилия, перестанут ли воспроизводить вечный российский стереотип создания героев из революционеров, превращения молодых оппозиционеров в жертв? Осознают ли свою ответственность за радикализацию общественного мнения?

Закончить же хочу длинной цитатой из записок зятя Льва Толстого Михаила Сухотина, депутата Первой Государственной Думы, члена фракции октябристов. Он тоже занимался поиском исторических аналогий, и, будучи принципиальным противником революций, писал тем не менее: «…на общем фоне этого охватившего нас малодушия яркими фактами выступает проявляемое революционерами мужество перед смертью. И это во всяком случае исключительное, необычное равнодушие перед смертью, эта неустрашаемость перед риском потерять свою жизнь при совершении или после совершения политического убийства, по-моему, заслуживает самого внимательного отношения и неослабного вдумывания. Как мне ни антипатичны, ни чужды наши террористы и анархисты, но не могу не признать, что эта отмечаемая мною их особенность разделяется ими с христианами первых веков. Это именно то отличительное свойство христиан, которое ставило в тупик и смущало представителей отживающего языческого мира. Страшно было то, что те устрашающие наказания, которые были созданы для того, чтобы удерживать людей от попыток борьбы с существующим государственным строем, оказывались совершенно бессильными, потому что у христиан не только не было страха пред страданием и смертью, но была болезненная жадность к ним. Нечто подобное происходит и теперь. Людей вешают и расстреливают, а они смерть встречают совершенно равнодушно и спокойно. Если это вообще общее свойство революционеров, а не случайная особенность тех единичных людей, подробности казней которых известны нам, то у правительства выбито из рук последнее оружие для борьбы с разрушителями государственного строя. Удесятерите число казней, результат, значит, будет все один и тот же: никого не запугаешь и никого ни от чего не остановишь. Значит, будет продолжаться все то же самое: банки и винные лавки будут разграбляемы, администраторы и городовые будут убиваемы, пока... черт знает, пока что. Это-то пока и может привести в отчаяние человека, призванного спасать государство».

Новости и материалы
Движение грузовиков по Военно-Грузинской дороге приостановлено
В Пакистане произошло землетрясение
Куба сделает прием карт «Мир» обязательным условием для работы всех заведений
Глава «европейских левых» заявил, что пришло время для переговоров по Украине
Российские войска сбили ударный вертолет ВСУ на Артемовском направлении
В Госдуме назвали возможные сроки перехода на прогрессивную систему налогообложения
Вертолет МЧС вылетел для эвакуации спасенных туристов на Камчатке
В Армении заявили о начале демаркации границы с Азербайджаном
Москвичам рассказали о погоде во вторник
США обеспокоены развитием связей Нигера с Россией и Ираном
Ветра с Ледовитого океана принесут сильное похолодание в регионы РФ
Стало известно, сколько получают командиры российских подлодок
В Приамурье ввели режим ЧС из-за происшествия на руднике «Пионер»
Российские войска улучшили положение на Южно-Донецком направлении
Партия Шольца выросла в рейтинге политических сил Германии
В России брендируют свои марки для китайской электроники
Трамп пообещал разрешить украинский конфликт в случае победы на выборах
Сирия отразила воздушную атаку на Дамаск
Все новости