Цивилизация
Внимательные наблюдатели пытаются уловить сигналы, которые, как им кажется, подает российское государство, выпуская под залог предпринимателей или рассматривая вопрос об уголовном преследовании депутатов за события десятилетней давности. Таких сигналов в последние дни было немало. Отпущен почти год проведший в СИЗО заместитель министра финансов Алексея Кудрина Сергей Сторчак, люди из правительства и кремлевской администрации высказываются за удовлетворение прошения Светланы Бахминой о помиловании, отпущен под залог предприниматель Василий Бойко… С другой стороны, в Верховном суде высказали претензии к депутату-единороссу Валерию Драганову, припомнив ему некие якобы незаконные операции со счетами таможни, которую он возглавлял в 1998 году.
Обильная пища для размышлений. Повод для того, чтобы подумать –
на что нам намекают власти? Не выйдет ли каких послаблений? Или, напротив, не будет ли ужесточений? И кто будет решать вопрос – чекист или юрист?
Задаваться такими вопросами – в человеческой природе. Во всяком случае – в природе человека, сознающего, как он зависим от вершителей судеб, творящих таинство власти в высших сферах. К сожалению, как и вопрос о смысле жизни, вселенной и всего остального, он не имеет рационального ответа.
Светлану Бахмину, если когда и помилуют, то сделают это, по-видимому, с соблюдением всех процессуальных действий, то есть со всем возможным измывательством.
Сергей Сторчак – вовсе не соратник врагов народа, а попавший под раздачу специалист по разруливанию долговых вопросов, услуги которого сейчас, с нарастанием финансовой неразберихи, становятся все более востребованными. А эти услуги, пока в России не созданы шарашки для финансистов, он может оказывать только находясь на воле, где не глушат мобильные телефоны и имеется доступ к компьютеру. И так далее. Каждый конкретный случай имеет свои особенности, не позволяющие делать сколько-нибудь значимых обобщений, если вы, конечно, не являетесь сторонником теории заговора.
Тем не менее, тихая общественная дискуссия продолжается. И для этого есть свои причины. Одна из них заключается в том (исторически не новом) факте, что Кремль не един в своих подходах к вопросам внутренней политики. В нем имеются относительно влиятельные фигуры, считающие уровень репрессивности, практикуемый властью, чрезмерным и даже вредным.
Различные кремлевские чиновники, как правило, «на условиях анонимности», не раз говорили, что сажать людей в тюрьму на период расследования дел экономического характера не надо,
что вообще за дела подобного рода лишение свободы должно применяться только в исключительных случаях, и что ужасное состояние пенитенциарной системы в России должно подталкивать соответствующие инстанции к помилованию всех, кого только можно. Впрочем, все это говорят люди хоть и при чинах, но далекие от того, чтобы влиять на правоохранительную систему, суд и администрацию исправительных учреждений. Все же очевидно, что
политический запрос на гуманизацию репрессивного аппарата имеется.
Если он пока не выполняется, естественно предположить, что в том же Кремле (и в Белом доме) до сих пор превалировала другая идеология – «чекистов», органически склонных душить и давить всю оппозицию. И у такой точки зрения имеется немало сторонников.
Беда только в том, что анализ подобного рода слегка оторван от реальности. Практика ведения дел в российском хозяйстве – от смены собственников до смены политического режима – попросту не знает других методов, кроме репрессивных. «Закрыть» несговорчивого контрагента на время решения вопроса – обыденность, с которой может столкнуться любой заинтересовавший обладателей административного ресурса человек.
До того как будет произведен демонтаж коррупционной системы, в рамках которой действует российская экономика, этот порядок вещей сохранится. Беда только в том, что такой демонтаж приведет к остановке этой экономики – хотя бы и на короткое время. Ничего страшнее «неизбирательного правосудия» для существующих хозяйственно-административных связей и представить невозможно. А без этого мы будем иметь дело разве что с «избирательным милосердием», что, впрочем, все-таки лучше, чем равнодушное бессердечие.
