Позитивный национализм

Неожиданное признание Владимира Путина, определившее его отношение к себе и своему преемнику Дмитрию Медведеву как к «русским националистам в хорошем смысле слова», заставляет задуматься. Во-первых, о том, что такая самоидентификация многое объясняет в подоплеке эгоистической, ретроградной политики, которая стала проводиться в России при Путине. Во-вторых, о том, может ли русский национализм в принципе играть позитивную роль в развитии страны.

Не секрет, что многие представители демократических кругов и просто интеллигентные люди этого понятия сторонятся, предпочитая не использовать националистическую риторику. Это, кстати, сильно отличает Россию от многих стран бывшего СССР и советского блока, где демократические политики вовсе не стыдятся националистических воззрений, а сами эти воззрения в свое время были мощным подспорьем процесса национальной самоидентификации, борьбы с тоталитарным прошлым, европейского цивилизационного выбора.

У России, к большому сожалению, есть масса ограничений для того, чтобы национализм здесь мог быть позитивным фактором. И этим мы действительно отличаемся от стран Восточной Европы или бывшего СССР.

Многие из них последние несколько столетий провели в той или иной степени зависимости от больших империй, недавно им, по сути, был предоставлен шанс начать свою собственную историю заново, не цепляясь за ошибки и преступления прошлой государственности. Хотя и тут случаются перегибы (например, реабилитация нацистов как «борцов за свободу» в некоторых постсоветских государствах), таким странам значительно легче направить национализм в позитивное, созидательное русло.

У России ситуация принципиально иная. Как и у многих бывших крупных империй, национальная самоидентификация сильно отягощена грузом прошлого.

Национал-консервативные инстинкты толкают и неизбежно будут толкать российских националистов на поиск счастья в русле исторической традиции, а значит, в рамках тех моделей государственного и общественного устройства, которые были раньше.

В том-то и проблема, потому что цепляться в прошлом нам не за что. В российской истории довольно трудно найти период, который можно было бы считать удачным. Периодически пытаются назвать «золотым веком» то правление Александра II, то столыпинские реформы (не говоря уже об эпохах, связанных с такими яркими фигурами, как Петр I или Сталин). Однако невозможно игнорировать тот факт, что любые масштабные преобразования в России традиционно характеризовались масштабными же гуманитарными издержками и человеческими жертвами. И никогда до начала реформ Горбачева — Ельцина (хотя и здесь у многих будут возражения) не были основаны на попытке учета мнения населения, формирования демократической среды в обществе. Что уж говорить про продолжительные периоды беспросветных контрреформ, реакции и репрессии, неизбежно следовавшие за годами преобразований!

Всякий позитив в истории России по большей части связан с плодами гражданской активности, а вовсе не деятельности власти.

В нашей истории есть много людей, которыми следует гордиться, но все они проявили себя преимущественно в культурной, исследовательской, экономической, военной сферах, но вовсе не в госуправлении, где в России традиционно царили культ подавления и пренебрежения к мнению людей. Те же Минин и Пожарский, из которых сегодня усиленно делают национальных героев, как раз символы гражданского сопротивления в условиях, когда государство российское проявило себя как failed state.

И потому придать национализму позитивное измерение крайне сложно. Отказ следовать в русле прошлых ошибок, попытка перевернуть страницу и смотреть в будущее — не в духе национал-консерватизма. Для него ценна, прежде всего, традиция. Подходы к поиску национальной идентичности, ориентированные на будущее и не скрывающие скептического отношения к прошлому, именуются среди национал-консерваторов «пораженчеством».

Неудивительно, что в России всплеск национализма оказывается замешанным на имперских, антизападнических настроениях: нам не от кого освобождаться, кроме самих себя.

Однако признание собственных провалов и ошибок — не в духе националистов. Вот и Владимир Путин в прошлом году сказал, что россияне не должны испытывать чувство вины за свою историю.

Исторические комплексы, может быть, и ни к чему, а вот чувство покаяния как перед народами, пострадавшими от деятельности тоталитарного коммунистического режима, так и, прежде всего, перед своим собственным народом, испытывать критически необходимо. Русским националистам полезно помнить о том, что именно нашей нации принадлежит сомнительное первенство мира по количеству уничтоженных собственных сограждан в ходе большевистского террора и сталинских репрессий — по этому показателю мы опережаем и нацистскую Германию, и полпотовскую Кампучию, и других.

Претензии нации с такой историей уничтожения соплеменников не то что на особую «духовность» и «богоносность», но даже на морализаторство по поводу важных проблем мирового развития кажутся весьма сомнительными.

По крайней мере, до тех пор, пока не станет реальностью полноценное историческое покаяние.

В свое время империи прошлого — Германия, Великобритания, Франция, Испания — тоже крайне тяжело выходили из имперского наследия. Некоторым этого не удалось сделать в полной мере до сих пор. К другим пришлось применять специальные меры. Речь, в частности, идет о процессе насильственной денацификации Германии, когда граждан обязывали посещать бывшие концлагеря, чтобы убедиться в преступлениях нацистского режима — в начале 1950-х годов в Германии примерно четверть населения продолжала испытывать симпатию к Гитлеру.

Возможно, стоило бы устроить принудительные экскурсии по лагерям ГУЛАГа для тех россиян, которые сегодня заявляют о симпатии к Сталину.

Высказывание же Путина о «недопустимости чувства вины» крайне опасно — оно выглядит как индульгенция от любых грехов. Для российских национал-консерваторов такие слова как бальзам на душу: им крайне трудно принять западный вектор эволюции для России, ведь он означает признание модели развития страны в предыдущие столетия неудачной, тупиковой, признание того, что у наших конкурентов (а традиционные российские националисты видят в странах Запада именно конкурирующую модель развития) все получилось гораздо лучше. Поэтому

движение в сторону западной цивилизации объявляется и предательством национальных традиций, и непониманием «глубинной внутренней сущности» российского народа, и плодом бездумного отрицания и разрушительных устремлений в духе «до основанья, а затем».

Безусловно, такой взгляд на вещи контрпродуктивен, поскольку толкает Россию назад, к централизованным моделям организации общества, неэффективным и неконкурентным в сегодняшнем мире. Он толкает нас к азиатской модели развития, игнорирующей человеческую личность как объект, имеющий значение для государства (у нас любят рассуждать об экономических успехах Китая, но при этом забывают упомянуть, что подавляющему большинству людей пенсионного возраста там не выплачиваются пенсии).

Россияне не должны испытывать комплексов как раз по поводу отношения к отдельным страницам своей истории как к неудачным. Неприятная правда всегда лучше красивой лжи, а правильный диагноз — единственный способ вылечить болезнь раз и навсегда. Тем более, у России предостаточно возможностей начать заново, взяв из прошлого лишь гражданский потенциал, но не негодные модели общественно-политического устройства, имперские замашки, ксенофобию.

Однако груз прошлого по-прежнему силен, и пока в России исповедуется национализм агрессивного, антизападного, изоляционистского толка, построенный на отрицании ошибок и преступлений прошлого. Именно поэтому к понятию «русский национализм» следует относиться крайне осторожно.

России надо еще дорасти до того момента, когда понятие «национального самосознания» будет нести в себе скорее позитивный смысл.

Пока оно несет себе совсем иной смысл, движущий нас назад, а не вперед. И в такой ситуации то, что и действующий российский президент, и его преемник — русские националисты — плохо.