Цивилизация
Доклад Горбачева к 70-летию Октября доводился в Завидово в «ближнем кругу» партийных интеллектуалов — Яковлевым, Черняевым, Фроловым и Медведевым. Сначала он именовался «Развивающийся социализм: революция продолжается». Потом его назвали более публицистично: «Октябрь и перестройка: революция продолжается». 31 октября 1987-го проект доклада обсуждался на Политбюро. Генсек спорил с сомневавшимися: «О Бухарине говорить или не говорить в докладе? Я за то, чтобы говорить». Тем доклад и запомнился — публичной реабилитацией Бухарина и перестроечным штампом «революция продолжается».
А революция, она же октябрьский переворот, продолжается и спустя 20 лет после «судьбоносного», как тогда было принято говорить, доклада — в основном в головах людей. Виктор Шкловский в 1921 году завершил книгу «Революция и фронт» словами «Еще ничего не кончилось». На самом деле все только начиналось.
И любой спор о революции, о ее непосредственных и самых отдаленных последствиях, это по-прежнему спор о Сталине.
Казалось, точка в этом споре поставлена в перестройку, еще до горбачевского доклада, когда почти случайно весной 1987-го началась публикация в журнале «Дружба народов» «Детей Арбата» Анатолия Рыбакова и художественные, публицистические, документальные разоблачения культа личности посыпались как из рога изобилия. Но нет: прошло два десятилетия — и снова все только начинается.
Мифы революции и о революции не просто заслоняли историческую правду, создавая монолитную и единственно правильную версию событий. Они легли в основу советского бытия, сформировали его ткань, его воздух, его повседневность.
Жизнь имела прочную и понятную рамку — мантры научного коммунизма, годные для заучивания наизусть.
Основы позднесоветского дискурса — собрание речей Брежнева «Ленинским курсом».
Крах Советского Союза не мог предсказать никто не только и не столько потому, что с 1970-х советская экономика, накачанная нефтяными стероидами, казалась необыкновенно могучей. Но и по той причине, что единственно верное учение, казалось, было прочнее монолита сталинских высоток. И даже когда система начала расшатываться и заметно покачиваться, у нее обнаружилось алиби — добрый Ленин и исказивший ее Сталин. Чтобы правильно жить, надо просто вернуться к Ленину.
Советский Союз был идеократией — системой, управлявшейся закавыченными изречениями, идеологемами, мифами.
Как только фундамент поплыл, довольно быстро посыпалась и система: она держалась на словах — слова же ее и убили. Что, конечно, не умаляет значения экономических факторов — снижения цен на нефть, громоздкости ВПК, фатальной неэффективности плановой централизованной экономики, но слова были важнее…
В перестройку и последовавшие за ней ельцинские годы была пересмотрена не история, а мифология.
Произошла демифологизация истории, хотя появились и новые штампы. Как раз с того доклада Горбачева и пошло устойчивое словосочетание с отрицательным смыслом, употреблявшееся к месту и не к месту: «70 лет». На следующий год Гребенщиков напишет знаменитую песню «Поезд в огне», в сущности, подведшую черту под демифологизацией истории: «Мы ведем войну уже 70 лет, нас учили, что жизнь — это бой. По новым данным разведки, мы воевали сами с собой».
Люди из той же песни, «стрелявшие в наших отцов» и строившие «планы на наших детей», казалось, были погребены в 1991-м под руинами реальной, а не выдуманной истории. Но прошло всего-то десятилетие, и снова споры о революции, точнее, о Сталине оказались в центре общественного и государственного сознания.
Социология, в частности, Левада-центра показывает:
революция осознается новыми поколениями как факт далекой и уже остывшей истории.
Возможно, именно поэтому к ней относятся с безразличной, отчасти фрондерской, но симпатией. Равно, как и к фигуре Ленина. Но Сталин, наиболее симптоматичное, яркое, уродливое порождение революции, — это уже персонаж современной истории.
Согласно данным Левада-центра, в 1990 году, под занавес перестройки, Сталин вызывал симпатии у 8% респондентов, в 2007 таких почти в два раза больше — 15% (антипатию испытывали 17 лет назад 49%, сегодня — 29%). Революцию считали катастрофой для народов России в 1990 году 13% опрошенных, в 2007-м — 9%: сказано ведь, что крупнейшая геополитическая катастрофа XX века — это развал Союза.
Словом, представления о главных фактах и фигурах отечественной истории спустя полтора десятилетия после ее демифологизации достаточно радикально поменялись. Причем — и это главное —
общественное сознание готово к новым, пускай пока суррогатным, как 4 ноября, мифам.
На сцену выходят поколения, которые не отягощены опытом жизни при советской власти (даже в детстве) и, соответственно, не имеют иммунитета против любых исторических трюков, оправдывающих националистическую и централизованную власть.
До сих пор происходило замещение мифов: вместо катастрофы-1917 — катастрофа-1991, вместо 7 ноября — 4-е, вместо социалистической демократии — суверенная демократия. Следующий шаг – новая мифологизация истории, новый краткий курс.
Одно утешает. У мифологизаторов истории нет согласия по поводу того, как ее мифологизировать. В руках у них нет такого универсального средства, как марксизм-ленинизм.
Так что революция в умах продолжается.
