Цивилизация
День народного единства — 4 Ноября — находится в самом низу турнирной таблицы праздников. Как раз там, где значится обидная квалификация — «другие». Об этом свидетельствует социология.
А ведь буквально все в наших руках. И рейтинг политической фигуры под названием «национальный лидер» высок, как никогда. И буквально на этом рейтинге кормятся тысячи людей. И буквально коттеджи — по цене десяти минут на федеральном канале — растут, как грибы. А счастья нет: ну не приживается светлый, почти церковный праздник 4 Ноября в народном сознании, хоть ты тресни. День сколько-то-летия парада на Красной площади 1941 года (так отныне называется 7 ноября) — хотя и не до конца понятная, но дата. А вот победили (или не до конца?) супостата-поляка — не праздник.
При этом эти самые поляки как раз сейчас продемонстрировали преимущества несуверенной демократии — скинули опостылевшее иго братьев Качиньских методом употребления прямого равного избирательного права.
Мы-то, с одной стороны, рады. А с другой… Страшно подумать, что было бы у нас, действуй в той же мере избирательное право в нашей стране. Тогда, если судить по польскому примеру, кто же победил бы — СПС что ли?..
Вполне себе очевидно, что День политзаключенного, отмечаемый сегодня, 30 октября, едва ли может тягаться с Пасхой, Новым годом и 9 Мая, занявшими в очумевшем сознании среднестатистического русского человека первые три места — золото, серебро и бронзу соответственно. Ну не весь же русский человек на rendez-vous с властью, натурально, садился в тюрьму. Хотя, конечно, если положить натруженную руку на сердце, именно этот праздник, придуманный астрофизиком в очках Кронидом Аркадьевичем Любарским, является главным праздником страны, в основной массе своей познакомившейся с неуютным лагерным бытом.
Для национальной памяти этот день важнее всех прочих. Но у нас эта память не институционализирована.
Население страны идеологически дезориентировано, и те факты истории, которыми можно гордиться, не являются основой для национального согласия. Поэтому власть пытается найти общенациональные скрепы, навязывая узкоспециальные антипольские ценности, тщетно (пока) пытаясь выдать их за общероссийские объединительные. А праздник на уровне какого-нибудь профессионального — типа Дня шахтера…
Уже и социальный заказ большому художнику современности, режиссеру земли русской Хотиненко, формулируется со всей беспардонной откровенностью: так, мол, и так, нужно показать нашей молодежи увлекательное кино, где бы антипольские и исконно-посконные домотканые наши ценности заблестели во всей своей красе, чтобы каждый тинейджер с серьгой в носу и тинейджерша с трагическими пробелами в мозгу кинулись отмечать День народного единства. Но не идет тинейджер навстречу. Нос себе проколоть всякой дрянью или еще какое пикантное место — это пожалуйста. А проникнуться всей захватывающей глубиной российской истории в интерпретации новой Старой площади — ну ни в какую…
День народного единства за эти годы так и не стал праздником. Вот День милиции — праздник. День чекиста — натурально, праздник. «Давайте выпьем же, мужчины, за тех, кто служит в ФСБ».
А День единства — просто выходной, приближенный к 7 ноября.
Ноябрьские праздники — это выходные коммунистов. Второй, между прочим, партии страны. Красный день календаря. День их очевидного торжества — хотя и временного, хотя бы в узкой сфере праздников — над новой властью. День, когда у них не численное, а моральное преимущество.
Вот у власти есть все: вертикаль со стабильностью, парламентское большинство при полном обессмысливании парламента, голосующие в прострации трудящиеся. А ноябрьский праздник по-прежнему коммунистический. И так будет как минимум еще несколько лет. Пока не столько коммунистическая идея, сколько люди, выросшие при советской власти, живы.
Понятно, что новая красная дата призвана была обозначить историческую легитимность власти, сформировавшейся за последние восемь лет.
Не получилось — ни с легитимностью, ни с праздником.
Даже 12 Июня, если верить тем же социологам, в большей степени «народный» праздник — во всяком случае, смысл его становится более внятным.
Впрочем, подкреплять свою легитимность дальней историей едва ли стоит в принципе. Потому что задача дополнительной легитимности в принципе не стоит, ее и не нужно пока решать при таком рейтинге первого лица, новая должность которого — «национальный лидер».
