Цивилизация
А теперь пусть англичане пришлют нам текст досрочно вступившего в действие закона, защищающего произведения искусства от конфискации, мы сверим входные и выходные номера, посмотрим, все ли там так, как нам хотелось бы, и вот тогда уже решим, стоит ли везти в Лондон наши шедевры... Примерно так представитель Росохранкультуры, очнувшийся от праздничной спячки, прокомментировал 9 дней спустя вступивший в силу 1 января британский закон. А через несколько часов та же Росохранкультура подтвердила, что выставка в Лондоне будет. Закончилась почти трехмесячная эпопея, начавшаяся на ровном месте и оставлявшая вопрос о проведении выставки открытым даже после принятия англичанами закона. Мне все равно не до конца понятно, почему все происходило так нервно и истерично.
Понятно, что англичане ввели закон в действие досрочно ради выставки шедевров из российских музеев, открытие которой должно состояться в 20-х числах января (для публики — 26-го). Планировалось изначально, что он вступит в силу в феврале. Но англичане все ускорили, чтобы наследники Щукина и Морозова, у чьих дедов и прадедов конфисковали эти самые шедевры (в этом году, по странному стечению обстоятельств, славный юбилей Декрета о конфискации, изданного большевиками), не покушались на семейное достояние. Отдельный разговор – собирались ли они покушаться в данном конкретном лондонском случае. Но поскольку в больном воображении кого-то из охранников российского искусства возник именно такой сценарий, то англичане сделали максимум возможного, чтобы снять симптомы мании преследования и свести риски развития болезни у российских чиновников к минимуму. Они гарантировали законодательно неприкосновенность шедевров, около которых не висит даже упоминание имен тех, кто со вкусом и поразительным провидением сформировал в начале прошлого века коллекции, которыми ныне гордится Эрмитаж и Пушкинский музей.
Принятый закон представитель российского МИДа Михаил Камынин назвал шагом в правильном направлении и примером того, что «конкретные вопросы двустороннего сотрудничества можно решать без их политизации, без нагнетания страстей». В тот же момент представитель Росохранкультуры говорит: мы еще посмотрим, поедет ли коллекция из Дюссельдорфа в Лондон, мы еще почитаем, что они там понаписали в своем законе. В Лондоне, между тем, готовятся к выставке, печатают каталоги, планируют 800 тысяч посетителей по 11 фунтов за билет. А картины, заметьте, еще надо привезти, распаковать, повесить. О-па, и через пару часов вечером 9 января вопрос закрыт. Что мешало сделать это утром? Или сразу после вступления закона в действие? Что происходит?
Что происходит? – ровно с таким вопросом позвонил мне наследник Щукина Андре-Марк, когда пошли первые публикации в октябре, если не ошибаюсь, по поводу рисков, что наследники шедевров предъявят на них свои права, если коллекция приедет в Лондон. Андре-Марк, безусловно, наследник, но в данном случае ни он, ни потомки Морозова не давали ровным счетом никакого повода предполагать, что как-то намерены чинить препятствия или осложнять ситуацию вокруг выставки. Все началось с фразы, сказанной в проброс в одной статье в британской газете: типа, с выставкой могут возникнуть проблемы. За этой фразой не стояло ничего – ни писем наследников, ни угроз с их стороны или их адвокатов, ни публикаций – ровным счетом ничего. Не говоря уже о том, что наследников на момент выхода статьи хорошо воспитанные англичане даже не удосужились пригласить на выставку. Итак – ноль телодвижений со стороны наследников, которые, конечно же, прекрасно знали о готовящейся выставке. Зато на ровном месте по полной программе раскрученный прессой скандал, в основе которого угроза со стороны наследников, которые на тот момент и рта не раскрыли.
Предположений может быть два. Спланированная русскими пиар-акция с целью дополнительно обезопасить шедевры при нулевой на тот момент опасности. Россия считает эти шедевры своими, ей до сих пор плевать, каким милым образом они ей достались, она хочет свою собственность защитить. Нормально. В таком случае после ускоренного принятия англичанами закона, гарантирующего неприкосновенность картин, российские чиновники благосклонно соглашаются отправить выставку в Лондон: мы их заставили, это благодаря нам они приняли закон, кто еще, кроме нас, мог бы такое провернуть. В общем, Россия в шоколаде, потому что прогнула ненавистных британцев, и никаких препятствий, чтобы эти ненавистные посмотрели на шедевры из России, больше нет. Один вариант. Но тогда зачем было нести всю эту чушь, что надо изучить текст, сверять номера и вообще еще немножко всем потрепать нервы и подержать в напряжении. Закон открытый, его можно увидеть, прочесть и прочее. Кто-то в России предполагал, что англичане обманывают? Что на самом деле закон не такой, не про то, и шедевры все равно под угрозой? Но тогда бы и господин Камынин выражался иначе.
Очевидно, никто всерьез не сомневался, что закон ровно такой, какой и требовался.
Другой вариант, который напрашивается сам собой. Именно Россия политизировала ситуацию и нагнетала страсти. С самого начала. У меня такое впечатление, что где-то там, то ли в Минкульте, то ли в Росохранкультуре, сидят ребята, которым просто поперек горла, чтобы на «наших» Матисса и Пикассо смотрели в столице государства, с которым у нас так сложно, своеобразно и нелюбовно складываются в последнее время отношения. И дело совершенно не в мнимой опасности со стороны наследников, а в том, чтобы получить своеобразное удовольствие, поставив англичан раком, извините за резкость. Факт в том, что в этой довольно пикантной позе российские чиновники держали англичан все эти месяцы, в том числе и 9 дней после вступления в силу фактически подаренного им закона и за две недели до открытия выставки. Пока, наконец, к концу этого 9-го дня не сказали: «Ладно уж». Я уверена, что все решения по поводу лондонской выставки, включая окончательное, принимались на политическом уровне. По крайней мере, именно российская сторона сделала все, чтобы этот вывод оказался на поверхности. И если в течение пары часов одно и то же ведомство сначала твердит: посмотрим еще, почитаем их закон, — а потом говорит, что все хорошо, то это не потому, что им передали по факсу, мейлу или как-то еще текст закона, получить который можно было без проблем и раньше. А потому, что было принято такое решение: ехать.
Так не бывает, господа. С людьми, которые занимаются искусством, а не политикой, так не бывает. Усилиями наших дивных чиновников (всех уровней) Россия ухитряется даже в выигрышной и выигранной, казалось бы, для себя ситуации выглядеть подозрительно. Как будто речь идет не о выставке картин в Лондоне, а о какой-то очередной дико законспирированной спецоперации в Лондоне. Фантастическая все же способность у ребят к неизящным поступкам.
90 лет назад у двух крупнейших русских коллекционеров государство забрало то, что принадлежало им по праву. Распилило на части и раскидало по музеям. Это была другая страна, правда? Той страны больше нет, но ее грехи никто и не думает замаливать. 16 лет нет той страны формально. Ни одному из президентов страны, которая образовалась на месте той, не пришло в голову просто пригласить потомков тех, чьи деды с фантастическим вкусом и за свой счет собрали коллекцию, которую теперь называют шедеврами из России, – пригласить их и выразить от имени государства уважение к их предкам. Сделать жест. Эти наследники могли быть сегодня очень богатыми людьми. Представьте себе, сколько сегодня стоит только «Танец» Матисса. Вспомните, за какие деньги продана коллекция Ростроповича, которая рядом с коллекцией Щукина не стояла.
Наследники Щукина и Морозова — нормальные скромные интеллигентные люди. Они сядут в поезд и поедут из Парижа в Лондон посмотреть на то, что является неотъемлемой гордостью их семьи – шедевры из России. Они знают, как висели эти полотна в домах их дедов, как благодаря их родственникам открывались художники, которые стали наднациональной мировой гордостью. Они имеют право претендовать хотя бы на уважение и внимание со стороны страны, откуда их корни и где осталось достояние их семей. Никогда в жизни коллекция Щукина в том виде, в котором ее собрал и развесил коллекционер, нигде не выставлялась. Никогда мир не видел этой уникальной коллекции целиком, а ведь это была бы не выставка, а мечта! Почему бы не сделать?
Люди дарят музею одну картину, и их имена навсегда сохраняются музеем рядом с подаренной картиной. Какая мораль препятствует хотя бы так отдать дань собравшим поистине шедевры, которыми гордится Россия, и сделать такой жест в сторону ныне здравствующих потомков этих семей? Может быть, если бы такой жест был сделан, не пришлось бы устраивать всей этой свистопляски и бояться наследников? Может быть, надо просто отказаться, наконец, от большевистской морали и стать нормальными культурными людьми, которым не чуждо чувство прекрасного и чувство благодарности к тем, кому, в том числе, мы этим прекрасным обязаны. Может быть, лучше один раз без слов снять шляпу перед потомками – как жест примирения, если не раскаяния? Они поймут и оценят. Один раз – чтобы никогда уже не бегать по всему миру в поисках защиты от наследников тех, кого с революционной простотой ограбила власть страны, правопреемницей которой является сегодняшняя Россия. Может быть, это простой и изящный выход из положения. И это проще, чем требовать от каждой страны, где мы собираемся выставляться и где свято относятся к праву собственности, принятия специального закона, гарантирующего, что когда-то награбленное не попадет в руки законным наследникам.
