Цивилизация
Путин начинает в моих глазах двоиться, хотя, если я что-то и знаю про себя точно, так это то, что не пью. И я почувствовала в Путине (или в себе?) этот недуг после 11 сентября.
Один Путин завершает начатое Горбачевым и Ельциным и закрывает русские военные базы на Кубе и во Вьетнаме, а второй Путин продолжает перераспределение сфер влияния в СМИ в свою пользу и находит неожиданное окончательное решение национального вопроса, предоставив почему-то на этой площадке действовать ментам.
Одновременно с Путиным начинает двоиться его ближайшее окружение – не важно, где оно, это окружение, формально сидит: в Кремле, Белом Доме или Министерстве обороны.
Первым признаком какого-то сбоя в доселе полном до тошноты единодушии и единомыслии, обрушившимся на страну после триумфального избрания нового президента, стал даже не вялый спор по поводу возрождения советского гимна. И не история с «Курском». Симптом проявился на фоне необходимости выбора: с кем вы, господин Путин, после нью-йоркского кошмара? Первое осторожное «Посмотрим…» Кремля было вполне в духе тех 70 с лишним процентов электората, которые доселе видели в Путине своего президента. Дальнейшее стремительное сближение с Западом со всеми вытекающими отсюда уступками грозит Путину как минимум перераспределением симпатий внутри страны, а значит, и неминуемой потерей числа фанов. Не понимать этого он не может.
Отсюда и привычное уже начальное колебание. И в параметрах российского участия в антитеррористической операции, которое вначале декларируется как весьма ограниченное и носящее скорее гуманитарный характер, а затем трансформируется в очевидно более активное с участием военных. При этом все понимают, что с каждым следующим американским самолетом, приземлившимся на территории бывшего СССР, Путин теряет традиционных союзников, в том числе и с подмоченной репутацией, но с которыми так недавно он садился за один стол. И часть своего электората, который с этими традиционными союзниками имел дела на многие миллионы долларов. В числе этих компаньонов были не в последнюю очередь и наши военные. И, видимо, поэтому, министр обороны Сергей Иванов все чаще в своих комментариях расходится с президентом и выглядит, или пытается выглядеть, или играет по договоренности с президентом роль еще большего консерватора, чем лидер страны.
Такое ощущение, что после очередного решения президента, адресованного Западу, Сергей Иванов выдает реакцию, адресованную внутреннему потребителю. Например, в тот момент, когда Сергей Ястржембский вместе с удивившим всех Борисом Березовским объясняли, что Путин не выдвигал чеченцам ультиматума сдать оружие в 72 часа, а предлагал начать политические переговоры, Сергей Иванов заявлял, что Запад теперь лучше понимает силовые действия России в Чечне. Одно с другим не вязалось, но вполне вязалось с текстом заявления Путина, который при желании можно было прочесть и как начало поиска пути к миру, и как угрозу расфигачить Чечню под шумок борьбы с терроризмом. Поэтому все так и двоилось.
Так же не стыкуются сдержанные заявления по Грузии из уст Путина и совершенно несдержанные из уст военных. Так же не понятна размолвка между президентом и министром во время совещания в Минобороны, которое на днях провел президент.
Но есть некоторые вещи, которые вполне понятны. Во-первых, чрезвычайная международная активность Путина еще раз подтвердила, что бывшего разведчика внешняя политика всегда волновала больше, чем скучное государственное строительство. Второе – Путин понял, что Россия слишком слаба, чтобы стать страной, с которой считаются – а это его мечта! — через усиление собственной агрессивности, самости и противостояния с цивилизованным миром. Путин увидел другой путь – через интеграцию в этот самый мир. Этот путь сулит выгоды, но и требует платы. Эта плата, как и сама перспектива сближения с Западом и Америкой в первую очередь, у многих вызывает аллергию. А у военных, думаю, и более сильные отрицательные эмоции. Реакция офицера, процитированная «Коммерсантом» после совещания в МО, где Путин объявил, что мы уходим из Вьетнама и с Кубы: «Дожевываем последние советские сухари». Ведь это сказано с горечью. А что чувствуют сейчас военные, для которых Америка по сей день оставалась врагом номер один? А что они думают по поводу возможности переговоров с представителями Масхадова в Чечне? А какие эмоции у них вызывает слово «Афганистан»? А НАТО, а ПРО – сплошное несовпадение взглядов большинства тех, кто носит военные погоны, с новой линии партии и правительства. К тому же социальные обещания президента армии не выполняются. И идет сокращение численности.
В этой ситуации перепалка в МО между Путиным и его ближайшим соратником Сергеем Ивановым, описанная газетами,— более всего напоминает разводку. Одна версия: Иванов и Путин заранее договорились, кто что будет говорить и кто как будет себя вести. В этом случае задача, поставленная перед Ивановым,– сохранить авторитет в глазах военных, не допустить выплеска накапливающегося в них недовольства и тем не менее обеспечить выполнения президентских внешнеполитических и внутриполитических планов. Вторая версия – Иванов реально не согласен с Путиным и уже некоторое время ведет свою игру, а за спиной у него армия…
Ситуация очень любопытная. Путин сегодня идет по очень зыбкой черте между собственным прошлым и возможным будущим. Стоя на этой грани, опасно обманывать себя и не стоит пытаться обмануть окружающим – как в стране, так и за ее пределами. Если решено, что Россия сделала свой выбор не в пользу особого пути, а в пользу принятия правил, по которым живет цивилизованный мир, то это решение не может распространяться только на внешнюю политику. Иначе просто повторится история с Горбачевым. Целиком, вместе с Форосом. Если эти правила распространяются и на все сферы жизни внутри страны (а они не могут распространяться избирательно, например только на экономику), то Путину придется серьезно переделывать себя и свое отношение, в том числе и к СМИ. Надежда, что Запад закроет глаза на авторитарные замашки русского президента внутри страны в благодарность за уступчивость и понимание на внешнем уровне, имеет право на существование, но вряд ли оправдается. За выбором места России в мире президенту придется сделать выбор, с кем он внутри страны Это гораздо тяжелее и гораздо рискованнее, потому что тем, кто его поддерживал вчера, не понравится сближение с Америкой, а тем, кто его может поддержать завтра, не нравится гимн Советского союза и избирательный подход к демократии. Я, честно говоря, не предполагала, что он может оказаться в такой сложной ситуации.
