Может, вам все пофигу?

Меня попросили провести семинар на журфаке МГУ. Отказать alma mater я не в силах, к тому же любопытно очень. С нашими студентами мне общаться не приходилось. Приходилось читать лекции в американских университетах и отвечать на жуткое количество порой весьма неглупых вопросов. А тут — на родном языке в родных стенах. Да с радостью!
       Так я решила и утром отправилась на Манежную площадь,  где в старом здании университета и расположен факультет журналистики. Мама осмотрела меня перед уходом критическим взглядом. Джинсы, свитер, сапоги какие-то с дизайнерским изыском. В общем, несолидно. Становиться солидной было уже некогда. Сторож в факультетских воротах тоже неправильно понял мою несолидность. Он встал перед моей машиной с суровым: «Куда?» – «Туда», — махнула я рукой в направлении памятника Ломоносову. – «Могла бы и ножками походить. Ох, сказал бы я твоим родителям. Вот так балуют, а потом рвут на себе волосы». – «Ну, что же, мне теперь ехать обратно и придти ножками?» – подыграла я и была пропущена на территорию.
       Перед нужной мне аудиторией я оказалась за пять минут до начала семинара. В аудитории было пусто, что меня совершенно не удивило – и мы приходили в последний момент. Вдруг ко мне подскочил какой-то юноша с живыми глазами и начал без обиняков: «Наташа, а вот скажите, тот «Глас Народа», в котором вы снимались, шел в записи? Там как-то ваш текст обрубался на полуслове?» От того, что юноша знал меня по имени, я совершенно онемела. Потому что однажды наблюдала, как по парадной лестнице журфака поднимался всем известный Андрей Черкизов, а мимо него проносились стайками студенты, и ровным счетом ни один не остановился, не оглянулся и не прошептал: «Ты видишь, это Черкизов…». Я ответила на все вопросы юноши и в точно указанное мне время зашла в аудиторию.
       Кто-то сидел, кто-то стоял, кто-то доедал булку, кто-то отхлебывал из бумажного стакана горячий супчик. И все разговаривали. Отлично! Я тихо села в углу. Вскоре пришла молодая дама – начальница курса, представила меня, объяснила мне, что это студенты 4-го курса газетного отделения. И началось. Вернее, все закончилось.
       Наступила гробовая тишина, практически не прерывавшаяся на протяжении всего часа нашего со студентами общения. Нет, это не было проявлением дисциплины. Я бы хотела, чтобы они свистели, вскакивали, махали руками – хоть как-то на что-то реагировали. Но они молчали.
       Я: Давайте для начала выясним, какие газеты вы читаете, чтобы я поняла уровень вашего интереса.
       Молчание.
       Я: Ладно, давайте я перечислю газеты, а вы гудите, если мелькнет та, которую вы читаете. «Московский комсомолец»….
       Так я перечислила все, что знала и закончила присущим мне «Коммерсантом», Ни звука. Тихо, наобум, произношу: «Космополитен». Раздается слабое «У-у-у», мол – «да».
       Рассказываю про прессу, про выборы, про информационные войны. Глаза пустые и плоские. Рассказываю байки, страшные и смешные истории. Изредка – смешок.
       Я: Слушайте, господа, может вам просто все пофигу? Вы скажите, а то мне еще заметки в номер писать, так я поеду.
       По поводу «пофигу» активное кивание головой. Почему мне казалось, что они будут совершенно другими? Более раскованными, например. Хотя они, видимо, вполне раскованные, и молчание – не признак зажатости, а сигнал об отсутствии любопытства. Это куда хуже зажатости. Любопытство – двигатель профессии, ради которой они сидят в этих аудиториях. Какие же из них получатся журналисты?
       Один из моих коллег позднее объяснит мне, что тот, кто хочет стать журналистом, давно уже не ходит на факультет, экстерном сдает экзамены и по целым дня вкалывает в редакциях. А со мной, считает он, общались те, кому на журналистику плевать. Поэтому им и не о чем было спрашивать.
       Все равно не понимаю. Эти дети выросли в стране, где государство о тебе особенно заботиться не будет. И распределения после журфака тоже ни будет. Надо будет самим устраиваться на работу, зарабатывать деньги и о себе заботиться. Делюсь с ними этими мыслями. Молчание. Когда-то я увидела интервью с будущими журналистами, которых телеведущий спрашивал: «А сколько вы надеетесь получать, когда начнете работать?» На голубом глазу масса студентов отвечала: «Для начала минимально 500 долларов». Это было в период, когда 300 долларов считались очень приличной зарплатой для людей со стажем.
       Халява, сэр. Неизбывная. И на выборы  не пойдут, это понятно. Будут ждать, когда папы с мамами построят для них светлое будущее. Как это получилось, что бархатную революцию в Праге начали вышедшие на митинг студенты? Что с нашими детьми? Не знаю.
       Я пришла домой и заглянула в глаза сыну. Он от удивления отпрянул: «Мам, ты не на меня смотри, а на твоих Чубайса с Гришей. Это же просто шоу какое-то. Руга-а-а-ются.» Я повеселела, к тому же вспомнила того пацана с живыми  глазами, который меня по имени назвал. Я снова приду на журфак, если меня пригласят. И буду ходить, пока не пойму.