Мешок «молчунов» для госпроектов и расхитителей

На старте пенсионной реформы в России в 2001 году почти любая схема обеспечения пенсионеров выглядела более справедливой, нежели унаследованная от СССР. И сейчас

принципиальное согласие премьер-министра Владимира Путина на инвестирование невостребованных средств пенсионных накоплений (а это около 350 млрд рублей, а к концу 2012 года – и все 500 млрд рублей) в инфраструктурные проекты в России выглядит просто отличным.

Правда, если не делать экскурсов в историю вопроса и лишь на первый взгляд. В данном случае имеет смысл начать не с начала, а с конца: какие угрозы и кому создает принимаемое решение правительства и каковы альтернативы?

Прежде всего, о каких деньгах идет речь? Предложение о вложении «невостребованных» пенсионных средств правительству сделал Владимир Дмитриев, глава ВЭБа, в настоящий момент управляющий более чем 350 млрд рублей постоянно увеличивающихся средств на счетах всех работоспособных граждан РФ моложе 1967 года рождения, имеющих т. н. зеленую карточку Пенсионного фонда. Большинство обладателей этих карточек не приняли решение о том, как управлять своими пенсионными накоплениями, – и ВЭБ, и Владимир Путин говорили именно об их деньгах. При этом

государство не знает, принял ли конкретный гражданин решение доверить деньги государственному ВЭБу сознательно или же знать ничего не знает о происходящем.

Все они скопом именуются «молчунами».

Сделаем снова шаг назад: кто-нибудь помнит, как выглядела разъяснительная кампания Минфина и Пенсионного фонда в 2001 году на этот счет? Вряд ли таких найдется много. С тех пор реклама для новых участников системы — а в год это сотни тысяч человек — производится лишь негосударственными ПФ, рекламирующими возможности вывода накопительной части пенсии за пределы государства. НПФ, впрочем, тоже не слишком усердствуют: их действия зарегулированы в целях сохранности средств клиентов, и приличная доходность на этом рынке, в том числе и для самого фонда, – редкость. Поэтому

работа в пенсионном секторе для банковских холдингов (в рамках которых НПФ в основном и создаются) не особенно интересна в сравнении с ПИФами и другими менее зарегулированными финансовыми институтами.

О том же, что не все «молчуны» верят в госгарантии, в последнее время вспоминать не принято, а ведь ВЭБу придется что-то делать с этими деньгами, поскольку других вариантов уже нет. Дискуссия двух-трехгодичной давности о том, не передать ли средства «молчунов» по конкурсу тем же НПФ, забыта. И никто не вспомнит, кто именно — Герман Греф, Владимир Дмитриев, Михаил Фрадков или Дмитрий Медведев — убедил правительство, что делать этого не следует и обсуждать вопрос публично тоже не стоит. Именно в итоге этой дискуссии мы и обнаруживаем 350 млрд рублей неуправляемых денег, которые нужно куда-то деть. Потому что, будучи инвестированы по схеме, предложенной правительством в 2002 году для ВЭБа и НПФ, они приносят доход ниже уровня инфляции.

При этом не все сложности инвестирования пенсионных средств связаны с чрезмерным регулированием. Просто эти средства в процессе создания финансового рынка не участвовали. Во многом это проблема рынка, на котором к 2008 году научились играть все крупные иностранные игроки, но не граждане России в массе своей и не пенсионные фонды. Возможно,

для популяризации и банального объяснения простейших механизмов работы фондового рынка и могли бы пригодиться не только средства «молчунов», но и контролируемое государством телевидение как средство массовой информации.

Но оно занято демонстрацией успехов «Единой России», Владимира Путина и Дмитрия Медведева, иногда даже и в деле развития фондового рынка.

Вопрос о том, не стоит ли хотя бы немного либерализовать схему инвестирования, предоставить возможность ВЭБу, равно как и частным НПФ, вкладывать деньги будущих пенсионеров во что-то более прибыльное, чем нерыночные гособлигации и т. п., уже давно решен, и не в пользу молчунов. Хотя финансовый и фондовый рынок с 2002 года радикально изменился, ультраконсервативный подход к его регулированию считается навсегда утвержденным. Рискованными считаются и вложения пенсионных средств в ипотеку, в недвижимость и в корпоративные облигации. В определенный момент это имело смысл, и явный, и скрытый: с одной стороны, в 2002 году емкость таких рынков была невелика в отличие от рисков, с другой стороны, зачем бы банкам, в том числе и ВЭБу, было создавать конкуренцию собственным инвестированным деньгам? Сейчас же у системы управления пенсионными деньгами нет крупных лоббистов: рынок выстроился так, что о них вспоминают в последнюю очередь. Уже есть кому получать прибыли.

В таком подходе есть не только минусы, но и плюсы. В 2005 году при первых разговорах о «народных IPO» «Роснефти», Сбербанка, других госструктур я с некоторым содроганием ждал предложения вложить средства «молчунов» в поддержку этих славных начинаний. И до сих пор непонятно, кого из Белого дома благодарить, что этого не случилось. Правда,

на деле никаких прямых финансовых рисков для граждан, о чьих накоплениях идет речь, не было ни тогда, нет и сейчас. Ведь полноценного права собственности на пенсионные накопления нет ни у клиентов НПФ, ни у клиентов ВЭБа.

На практике гражданин не может получить эти средства в деньгах до наступления пенсионного возраста: пенсионная структура, частная или государственная, обязана лишь выплачивать ему пенсию, исходя из того, сколько заработали его деньги, причем с существенными ограничениями. Первые массовые получатели накопительной части пенсии узнают о результатах инвестирования лишь в 2022 году. Работник не перечисляет деньги на счет, а лишь обретает абстрактное право на пенсию, размер которой ни в рублях, ни в какой-либо еще денежной единице предсказать невозможно.

Поэтому, будет инвестированных куда угодно средств достаточно или нет для выплаты неопределенного размера пенсии, не так важно. Разумеется, хорошо было бы вернуться к вопросу о собственности на пенсионные накопления еще раз, но, увы, вопрос уже решен в 2001 году, и не в нашу пользу.

В этом свете идея вложения не существующих ни для кого средств и «молчунов» в ВЭБе, и клиентов НПФ в «инфраструктурные облигации» представляется не самой плохой. Разумеется, никто не гарантирует какую-либо доходность проектных компаний, которые предполагается финансировать. Никто не гарантирует, что в рамках частно-государственного партнерства, которое, уверен, немедленно возникнет на этом месте, на дороги, газоотводы, дамбы и плотины не будет израсходовано вчетверо больше средств, нежели в частном проекте. Нет даже уверенности в том, что проекты, которые предполагается оплачивать пенсионными деньгами, будут кому-либо нужны вообще.

Следует даже предположить, что часть этих денег украдут физические и юридические лица. Но

пока что наилучшее употребление средств в накопительном секторе пенсионной системы – дать им пригодиться хотя бы расхитителям.

Так они хотя бы принесут кому-нибудь пользу, будучи вытащены из «мешка», который методично пополнялся с 2001 года. Хотя бы российскому государству, если ему так милы дороги. Если в процессе инвестирования будет построена новая трасса — я лично буду искренне рад. Если с этого мне достанется хотя бы копейка – я буду изумлен и рад вдвойне.

Действительно, нечего делать: в созданной системе идея инфраструктурных инвестиций пенсионных накоплений «молчунов» – одна из самых умных. Так же как для голого человека, попавшего на мороз, умнее всего бегать, чтобы согреться, как бы комично это ни выглядело со стороны. Альтернативное решение — вернуться к уже сделанным в ходе пенсионной реформы шагам и посмотреть, что сделано не так с самого начала, — выглядит куда менее реалистично.