Цивилизация
«Я только что вышел с Филиппин», «Апокалипсис уже наступил» — такие реплики, произнесенные звенящими от восторга голосами, можно было услышать в эти дни в фойе кинотеатра «Октябрь». Свидетельствовали они о том, что в выходные 39-й Московский кинофестиваль неспешно — сообразно масштабу — набрал обороты. Первые дни традиционно понадобились зрителям и прессе для того, чтобы сориентироваться и поругаться. В программах ММКФ традиционно легко потеряться, и поначалу киноманы неминуемо натыкаются на произведения сомнительного качества.
К таковым относятся, например, тунисский «Последний из нас» и участник документального конкурса, фильм Юлии Бобковой «Последний вальс». Обе картины — потенциальные хиты. Первый — обладатель приза за лучший дебют на прошлогоднем Венецианском кинофестивале, второй анонсирован как творческое завещание композитора Олега Каравайчука.
«Последний из нас» — как бы медитативное путешествие бессловесного чернокожего героя из Вавилона цивилизации к природе, где его встречает замотанный в шкуры лесной житель.
На деле — не слишком умелый микс из шедевров типа «Джерри» Гаса Ван Сента и джармушевского «Мертвеца». Многозначительность такого кино затягивает сама по себе, но в нем всегда есть некоторая спекуляция. Медленное, демонстративно молчаливое кино подобного рода, в принципе, работает так же, как «телемувики» канала «Россия 1» — только на ТВ зрителя подкупают причастностью к «человеческим историям», а в этом фильме — к искусству.
И там, и здесь речь идет не столько о высказывании, сколько о наборе хештегов: «#экзистенция», «#путь», «#вечность».
«Последний вальс» тоже обещал многое. Уникальные кадры с комаровским затворником Каравайчуком, рассуждения великого композитора и музыканта о жизни, последний, законченный взгляд на творческий путь. На деле же оказалось, что
режиссер собиралась снимать фильм о жителях Комарово, который в связи с кончиной композитора превратился в фильм про него.
Название родилось в связи с тем, что во время съемок Каравайчук действительно сыграл свой последний, еще не до конца оформленный, вальс. В сочетании с кадрами, в которых герой ругается на высокие дачные заборы и оплакивает любимую сосну, которую спилил кто-то из богатых жителей поселка, возникает обидное ощущение утерянных возможностей.
С другой стороны, в нынешнем году в кои-то веки особого внимания заслуживает конкурсная программа игрового кино, в которую угодили сразу три российских фильма.
Первой показали новую работу Вадима Перельмана и сценаристки Дарьи Грацевич под названием «Купи меня».
Предыдущей работой тандема стали очень удачные «Измены» — сериал канала ТНТ, но с ними новый фильм роднит разве что то, что речь вновь идет о молодых женщинах. «Купи меня» — история трех не слишком удачливых содержанок (Юлия Хлынина, Анна Адамович и Светлана Устинова), которая, как сразу понятно, закончится так себе. Очень достойно поставленный, фильм страдает от плохо скрываемого морализма, стремления авторов утаить презрение по отношению к героиням и заодно насытить сюжет метафорами. Так, одной из кульминаций картины является сцена, в которой
зажиточный герой по имени Сурен насилует героиню Хлыниной в подъезде, а она в это время сквозь слезы читает наизусть из Ходасевича.
Другим русским фильмом стал «Карп отмороженный» Владимира Котта — трагикомедия о том, как героиня Марины Нееловой умирает в деревне под вялым присмотром соседки в исполнении Алисы Фрейндлих. Сына героини играет Евгений Миронов.
Триумвират лучших русских актеров исполняет идеальное народное кино, на котором зал хохочет, но представить себе этот фильм в прокате сложно. Зато легко — на телевидении. Впрочем, работа великой Фрейндлих очевидно может заслужить соответствующий приз на церемонии награждения.
Самым же ожидаемым российским фильмом конкурса началась рабочая неделя —
показали «Мешок без дна», первую за 12 лет полнометражную работу Рустама Хамдамова.
В фильме два основных плана. Первый: конец XIX века, новая чтица для наследника Александра II (Светлана Немоляева) вольно пересказывает сюжет новеллы Рюноске Акутагавы «В чаще». Второй — собственно экранизация этого рассказа, перенесенная воображением автора (и надо полагать, не бывавшего в Японии слушателя) в российские обстоятельства. Литературный источник киноманам прекрасно знаком — новелла Акутагавы (вместе с рассказом «Ворота Расемон») лежит в основе классического «Расемона» Акиры Куросавы. Однако говорить о ремейке здесь не приходится. Куросаву занимала ситуация с ненадежными рассказчиками и то, можно ли вычленить правду из паутины лжи и интерпретаций. Хамдамов же неслучайно дал фильму название сказки из «1001 ночи» про то, кто больше болтает.
По сути, «Мешок без дна» — фильм про забалтывание, заговаривание неотвратимого, способ убить время.
Наследник престола, к которому приставлена жрица, судя по всему, умерший до восшествия на престол Николай Александрович, место которого пришлось позднее занять Александру III. Это, впрочем, совсем другая сказка.
