Цивилизация
Семья и Дети
Семнадцать прошедших лет наложили свой отпечаток не только на восприятие увиденного, но и на тематику вечера. Юрий Кара невесело шутил, что по аналогии с романом, напечатанным только через 26 лет после смерти автора, не ожидал увидеть свой фильм ранее, чем еще через десяток лет.
Поднявшиеся на сцену исполнители ролей в фильме поминали коллег, ушедших из жизни. Сыгравший Левия Матвея актер Лев Дуров не смог сдержать слез, вспомнив о реакции покойного Михаила Ульянова на комплимент его исполнению Понтия Пилата. Тем, кто не дожил до премьеры, была посвящена минута молчания, во время которой появившиеся на экране портреты, кажется, числом превосходили стоявших под этим экраном участников проекта.
Исполнитель роли Мастера Виктор Раков пытался уклониться от выхода к микрофону, но публика аплодисментами выманила у него благодарность пришедшим и признание в том, что он, как и присутствующие в зале, впервые увидит двухчасовой вариант картины и будет «таким же благодарным зрителем», — зал артист покинул минут за сорок до финала.
Член Патриаршего совета по культуре Николай Бурляев усомнился в том, что имел право делать, что он сделал, то есть играть роль Иешуа, но Юрий Кара напомнил, что в те далекие годы Бурляев не единолично принял это решение, а получил перед съемками в Иерусалиме благословение Русской православной церкви.
Щеголявший в «коровьевском» клетчатом пиджаке Александр Филиппенко, как и на январской премьере в Петербурге, цитировал слова Зощенко о том, как золотой фонд литературы отсеивает лишнее, что свидетельствует о существовании абсолютной справедливости. Вероятно, это можно понимать как предположение, что золотой фонд кино сохранит и эту экранизацию, раз уж она не сгинула за прошедшие годы.
Отдельно Юрий Кара выразил надежду, что в конце придет «скромный исполнитель одной из главных ролей» Валентин Гафт, чтобы узнать мнение гостей премьеры, но Воланд так и не пожелал еще раз взглянуть на московскую публику.
Московская публика приветствовала народных и заслуженных артистов, умилялась дружеским объятиям Льва Дурова с Арменом Джигарханяном и искренне смеялась, кажется, два раза: когда Анастасия Вертинская рассказала хорошо известную шутку про то, что каждая женщина немного ведьма, и когда с экрана Сергей Гармаш кричал: «Мне 23 года!» — и делился переживаниями с психиатром.
Удивительным образом небольшой, телевизионного формата четыре на три, экран концертного зала имени Муслима Магомаева вернул фильму его телевизионный характер и несколько сгладил технические и драматургические неровности киноматериала. Понять же, насколько прониклись им зрители, было трудно — реагировала публика сдержанно, но вежливо, не задержавшись, впрочем, на финальных титрах.
На выходе камеры и вспышки вновь окружали артистов, а также светских персонажей в лице Эвелины Хромченко и бывшего депутата госдумы Алексея Митрофанова, который даже из зала умудрился выйти дважды, примкнув на втором заходе к режиссеру.
И да, увы, стекляшка концертного зала не превратилась в варьете, московскую публику не подвергли дополнительным испытаниям, выходили из зала те же люди, что и заходили в него.
